Лучше подавать холодным

Единственной нетронутой частью города остался остров, на котором стоял дворец герцога Сальера. Там, где, как сказала Муркатто, находились картины и другие чудные вещицы, которые Ганмарк, командир армии Орсо, человек, убить которого они сюда прибыли, стремился спасти. Он сжигает бессчётное множество домов, а них бессчётное множество людей, денно и нощно отдаёт приказы убивать, но должен сберечь эти мёртвые рисунки.

Дружелюбный подумал, что тот был человеком, которого стоило засадить в Безопасность, чтобы мир снаружи стал более безопасным местом. Но вместо этого ему внимают, ему подчиняются, и мир горит в огне. Похоже всё стало с ног на голову, всё стало не так. Но с другой стороны Дружелюбный не отличал хорошее от дурного, так ему сказали судьи.

- Готов?

- Да, - солгал Дружелюбный.

Коска засиял безумной улыбочкой. - Тогда вперёд, друг мой, в пролом! - И он рысью ринулся вниз по улице, рука на рукояти меча, другая прижимала к голове шляпу. Дружелюбный сглотнул, затем последовал за ним, беззвучно двигались губы, пока он считал пройденные шаги. Требовалось считать что-то ещё, помимо способов умереть.

Чем ближе они подбирались к западному краю города, тем становилось лишь хуже. В устрашающем величии взметались ввысь пожары - неистовые дьяволы, с рёвом и хрустом, грызущие ночь. Они жгли Дружелюбному глаза, и он плакал. Или, быть может, он всё равно бы заплакал при виде всего этого разорения. Если хочешь себе что-то взять, зачем его сжигать? А если не хочешь, зачем сражаться, чтобы забрать его у другого? В Безопасности люди умирали. Они умирали там постоянно. Но такого расточительства не было. Не так там много было всего, чтобы не бояться ломать то, что было. Каждая вещь имела ценность.

- Проклятый гуркский огонь! - Коска чертыхнулся, когда они избежали очередной ревущей вспышки. - Десять лет назад никому и не снилось применять это вещество как оружие. Затем им сделали кучу пепла из Дагоски, пробили дыры в стенах Агрионта. Теперь как только начинается осада, так кто-нибудь требует всё взорвать. В дни моей молодости мы любили поджечь дом-другой, просто чтобы пошла движуха, но такой хренью не занимались. Раньше войну затевали, чтобы заработать. Некоторая доля умеренных невзгод была прискорбным побочным эффектом. Сейчас её устраивают, чтобы разрушать, и чем основательней, тем лучше. Наука, друг мой, наука. Та что по идее должна была облегчить людям жизнь.

Мимо топали ряды вымазанных золой и сажей солдат, латы переливались оранжевым отражением пламени. Ряды вымазанных золой и сажей штатских передавали из рук в руки вёдра воды, потерянные лица наполовину освещены блеском неугасимого пламени. Голодные призраки, чёрные формы в душной ночи. Позади них на выщербленной стене мозаика - герцог Сальер в полном боевом облачении твёрдо указывает путь к победе. Он должен был держать знамя, сообразил Дружелюбный, но верхняя часть здания обрушилась и вместе с ним его воздетая рука. При пляшущем пламени казалось, будто его нарисованное лицо корчит рожи, будто двигаются его нарисованные губы, будто нарисованные рядом с ним солдаты устремились атаковать брешь.

Когда Дружелюбный был молод, в двенадцатой камере по его коридору сидел старик, что рассказывал преданья глубокой старины. Легенды о времени до начала Древних Времён, когда наш мир и нижний мир были единым целым и по земле бродили дьяволы. Сокамерники ржали над стариком, и Дружелюбный тоже насмехался, ведь в Безопасности разумно делать как все и не выступать. Но он вернулся, когда никого не было поблизости, чтобы поинтересоваться, сколько точно лет прошло с тех пор, как были запечатаны врата и Эус изгнал демонов из нашего мира. Старик был не в силах назвать нужное число. Теперь, похоже, нижний мир снова проломил врата и хлынул в Виссерин, неся повсюду хаос.

Они проскочили горящую башню, огонь мелькал в её окнах, венчал разбитую крышу как факел великана. Дружелюбный потел, кашлял, и потел ещё больше. В его рту навсегда пересохло, в глотке постоянно першило, пальцы стали гладкими от золы. Он увидел зубчатый силуэт городских стен в конце улицы, заваленной бутовым камнем.

- Мы уже рядом! Не отходи от меня!

- Я... я... - Голос Дружелюбного сошёл на нет в дымном воздухе. Теперь, когда они свернули в узкий переулок, с красными отблесками в конце, ему слышался шум. Лязг и грохот, наплыв потока яростных голосов. Так шумел бунт в Безопасности, вышедший из берегов, прежде чем шестеро наиболее внушавших страх заключённых, в их числе и Дружелюбный, согласились положить конец безумию. Кто остановит безумие здесь? Прогремел гулкий взрыв, заставивший содрогнуться землю, и красная зарница осветила ночное небо.

Коска припал к стволу безобразного обожжённого дерева, залёг и вжался в него. Шум рос всё громче пока Дружелюбный подползал рядом, до ужаса громко, но его почти заслонил стук сердца в его собственных ушах.