Лучше умереть!

— Меня зовут Люси… Вы намекаете на фамилию моей матери. Так это еще одна подлость с вашей стороны! Да, честь моей матери запятнана приговором суда. А вам-то что до этого? Разве вы вправе оскорблять ее саму и ее ни в чем не повинную дочь? Меня зовут Люси Фортье… Ну и что? Я в чем-то виновата? Вот мы с вами стоим сейчас друг перед другом; вы — богаты, я — бедна. Ваше имя ничем не запятнано, а мое запятнано. Ну так вот: как бы ни ничтожна была моя роль в этой жизни, я ни за что не променяла бы ее на вашу, ибо она просто отвратительна!

— Сударыня, — вскричала Мэри, обращаясь к госпоже Опостин, — или вы сейчас же прогоните эту особу, или я сочту, что вы меня тоже решили оскорбить. Ее мать приговорили к пожизненному заключению за кражу, поджог и убийство. Порода всегда скажется!

— Госпожа Люси, — сухо сказала госпожа Опостин, — зайдите в кассу и возьмите расчет. Больше вы у меня не работаете.

Люси смертельно побледнела.

— Вы прогоняете меня? — запинаясь, сдавленно спросила она.

— Я больше не нуждаюсь в ваших услугах.

Мэри торжествующе улыбнулась. Дочь Жанны Фортье увидела эту улыбку…

— А! Теперь вы довольны, правда? — сказала она, пристально глядя на соперницу. — Мало вам того, что отняли у меня моего любимого, мало того, что сердце мне разбили, так теперь я и работы по вашей милости лишилась! Вы лишили меня счастья и покоя, а теперь и кусок хлеба отбираете! Ведь куда бы я ни попыталась теперь устроиться, у меня непременно спросят, где я работала прежде… Я скажу, что у госпожи Опостин… И они поинтересуются, стоит ли брать меня, а она ответит: « Не связывайтесь с этой девушкой: ее мать приговорили к пожизненному заключению за кражу, поджог и убийство!…»

— Люси! — взволнованно прошептала знаменитая портниха.

— Ах! Сударыня, — разрыдалась Люси, — вы поступили со мной незаслуженно жестоко. Но я прощаю вас… От души прощаю… А что до вас, — добавила она, повернувшись к Мэри, — так Бог еще вас накажет!

Сказав это, она вышла.

В тот самый час Жорж Дарье вышел из дома и быстро зашагал по улице Бонапарта с набитым документами портфелем в руке. Вид у адвоката был очень озабоченный. Выйдя на набережную, он направился к стоянке извозчиков. Спеша по своим делам, Жорж не заметил, как из портфеля выпал на тротуар толстый конверт.

В этот момент со стороны улицы Сены появилась разносчица хлеба Жанна Фортье и, выходя на набережную, увидела потерянный молодым адвокатом пакет; она наклонилась и подняла его. На конверте было написано: Господин Жорж Дарье, адвокат.

«Жорж Дарье, — подумала она, — а ведь именно так зовут друга господина Люсьена Лабру. Конечно же, он и потерял этот пакет…»

Конверт не был запечатан. Жанна на ходу заглянула туда. Там лежали какие-то документы на гербовой бумаге и копия судебного решения.

— Похоже, тут какие-то важные документы, — пробормотала клермонская беглянка, — надо будет вернуть ему.

Жанна сунула конверт за нагрудник фартука и вскоре была уже на набережной Бурбонов. Люси вернулась только к одиннадцати. Там, в мастерской, она от возмущения не сумела справиться со своими чувствами и не отдавала себе отчета в том, что творит. Но едва она успела отойти на сотню шагов от заведения госпожи Огюстин, как пришла в себя, успокоилась и обрела способность здраво рассуждать. Только что госпожа Огюстин выгнала ее; теперь она осталась без работы, а следовательно, и без средств к существованию; и все это опять по милости особы, которая отняла у нее жениха; той самой особы, отец которой потрудился порыться в ее прошлом, дабы извлечь на свет позорное пятно, что лежит на имени ее матери. Острая боль пронзила сердце девушки. Душу ее охватило глубокое отчаяние. Все рушилось, и все словно сговорились мучить ее.

Когда Люси добралась до набережной Бурбонов, сил у нее уже почти не было. Она не плакала; глаза ее были сухи и как-то странно блестели; в крови у девушки разгоралась страшная лихорадка. Жанна Фортье, услышав, что Люси вернулась, поспешила к ней. Увидев изменившееся лицо, на котором застыло выражение полного отчаяния, разносчица хлеба поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

— Господи! Детка, что случилось? — спросила она, охваченная внезапной дрожью. — У вас такой взволнованный вид!…

— Ах! Мне нанесли последний удар, мамаша Лизон! — пробормотала Люси. — Последний! Тот, которому полагается быть смертельным! Меня выгнали, как какую-нибудь… подлую негодяйку! И я осталась без работы… Столько страданий и мук, а теперь я еще и без куска хлеба. Право же, мамаша Лизон, мне остается лишь умереть…

В голове у Жанны все смешалось.

— Но почему хозяйка выгнала вас? — спросила она.

— Почему? — повторила Люси, вдруг страшно разрыдавшись. — Да потому, что я — дочь Жанны Фортье.

У Жанны перехватило дыхание. Она схватилась руками за горло, да так, что ногти впились в кожу.

— Кто же сказал ей об этом? — сдавленно спросила она.