Лучше умереть!

— Цель нашего визита вам безусловно придется по душе. Господин Дюшмэн намерен загладить свою вину, заплатив все, что с него причитается…

— Он намерен заплатить! Это он-то? — с презрительным недоверием вскричал торговец.

— Да, сударь. Господин Дюшмэн имел несчастье согрешить по молодости. Избавив его от возможных неприятностей, вы очень хорошо поступили. Он очень благодарен вам за это.

— О! Да… очень… — пробормотал Дюшмэн, заливаясь слезами.

— Он раскаивается в содеянном и впредь ничего подобного делать не будет. Я — друг его семьи и по счастью оказался рядом, когда вы пришли требовать деньги. Давайте же положим конец этой истории. Сейчас я, сударь, в обмен на те самые векселя выдам вам тысячу франков плюс проценты за шесть месяцев.

Овид достал из кармана бумажник и расплатился. Торговец открыл сейф, извлек два листа гербовой бумаги и сказал:

— Вот ваши векселя.

Соливо взял их и показал молодому человеку:

— Об этом шла речь?

Задыхаясь от радости и волнения, Дюшмэн кивнул и протянул было руку к векселям, но Овид, вместо того чтобы отдать, тщательно сложил оба листка, сунул в свой бумажник, а бумажник опустил в карман.

— Теперь, — сказал он, обращаясь к Птижану, — мы с вами в расчете, не так ли?

— Да, — суровым тоном ответил торговец, — и пусть ваш почтенный протеже катится ко всем чертям!

— Вы не вправе больше оскорблять его! С вами расплатились! — заявил Соливо. — И вообще, попридержите язык: если вам теперь вздумается болтать о допущенной юношей ошибке, не имея больше на руках никаких доказательств, вам придется иметь дело с семейством Дюшмэн!

— Довольно, сударь! В моем возрасте люди уже прекрасно отдают себе отчет в поступках, так что вряд ли я нуждаюсь в ваших советах. Всего хорошего.

Птижан проводил их до дверей и, едва они успели выйти, с гневом захлопнул ее.

— Сударь, вы — мой спаситель! — в порыве благодарности воскликнул молодой человек. — Как же мне отблагодарить вас за ту огромную услугу, которую вы мне только что оказали?

— Об этом я скажу вам чуть позже. А сейчас мы пойдем ужинать; и не думайте больше об этой истории, иначе она отобьет вам аппетит.

Они отправились в гостиницу «Аист»; там Овид приказал накрыть им в маленькой гостиной, и вскоре они уже сидели за столом. Юноша был очень счастлив, весь мир ему виделся в розовом свете.

— Или я совсем ничего в этой жизни не понимаю, или вы еще кому-то что-то задолжали в Жуаньи… — сказал вдруг Овид. — Сколько именно?

— Почти две тысячи франков.

— Тьфу ты! Ну, вы даете!

— Сударь, это все та злосчастная женщина…

— Разумеется! И как же вы собираетесь расплачиваться?

— Кредиторы обещали подождать.

— Не говорите глупостей. Вы ведь не хуже меня знаете, что в самом ближайшем времени эти люди атакуют вас не менее решительно, чем давешний господин! Ну ладно; я готов освободить вас от них, если вы окажете мне одну небольшую услугу.

— Положитесь на меня! Больше всего на свете я хотел бы вас как-то отблагодарить. Что нужно сделать?

— Сейчас объясню… Двадцать два года назад я был влюблен в одну замужнюю женщину, и она отвечала мне взаимностью. В отсутствие мужа — а он был в отъезде целый год — у нее родился ребенок. Потом приехал обманутый муж, но ни о чем не заподозрил: ребенка отдали кормилице в Жуаньи. Мне же на весьма длительное время пришлось тогда уехать из Франции. А когда я вернулся, моей бывшей любовницы уже не было в живых. Если верить тому, что мне удалось узнать, некая женщина по фамилии Фреми, воспитывавшая ребенка, сдала его в приют. А я между тем хочу отыскать свою дочь, и тут мне нужна ваша помощь…

— Я с величайшей радостью помогу вам! — воскликнул Дюшмэн. — Что нужно сделать?

— Кажется, существует такой порядок: если кормилице больше не платят за ребенка, и она не знает, что стало с родителями доверенного ей младенца, она имеет право отдать его в приют, оставив предварительно местному мэру заявление, где все очень подробно расписано и указано…

— Да, мэр заверяет подпись кормилицы, а все подробности переписывают в специальный регистр, который хранится потом в архиве.

— И помимо даты и фамилии туда вносится перечень и описание одежды ребенка?

— Да, сударь, а еще метки на белье и особые приметы, если таковые имеются.

— Ну так вот: мне нужно, чтобы в благодарность за то, что я сделал для вас сегодня, равно как и за то, что еще намерен для вас сделать, вы сняли для меня копию заявления, а точнее — записи в том самом регистре.

— Делать то, о чем вы просите, не положено, но я слишком обязан вам, чтобы думать об этом! И сделаю, что вы хотите… Мне только нужны кое-какие детали, чтобы легче было отыскать…

— Готов сообщить все, что смогу.

Дюшмэн достал из кармана блокнот, карандаш и приготовился записывать.

— Во-первых, дата помещения ребенка в приют?

— 1861 или 1862 год.

— Имя и фамилия матери?

— Жанна Фортье.

Дюшмэн аж подскочил, карандаш вывалился у него из рук.

— Что это с вами? — спросил Соливо.