Лучше журавль

– Плохой характер. Все великие – невыносимые, сложные люди. Сам посуди: Никола Тесла утверждал, что личности с отклонениями не должны размножаться. Аристотель считал женщину получеловеком, оттого и есть она должна меньше…

– Генри Форд был антисемитом.

– Точно! Гитлер повесил его портрет в своём кабинете – что может быть красноречивей?

– Вирджиния Вульф писала в дневнике про своих слуг, что они тупые.

– Хичкок – тиран и отвратительный собеседник. А ты, мой друг, их всех невыносимей.

– Хочешь сказать, я тоже гений?

Когда Федерико перестал смеяться, я продолжил:

– Слышал когда-нибудь про странствующих мастеров и компаньонажи?

– К чему клонишь?

– Раз не можешь ни с кем ужиться на одном месте, значит твоё предназначение – это дорога. Ты ведь для работы используешь циркуль и угольник, вот и странствуй вместе с компаньонами твоего братства. Подумай, в скольких городах ты нужен. А столица – она забита оседлыми семейными мастерами…

Федерико поглядел на меня, ошеломлённый.

– Ты думаешь?

Ожившие фонари наполнили его зрачки светом.

– А как же всё это? Мои растения, попугай в клетке. Счета, в конце концов. Кто их оплачивать будет?

– Я присмотрю за домом, ты не волнуйся. Главное, не затягивай. Решения нужно принимать быстро.

Он потёр лоб.

– Да, ты прав. Заработаю и заодно развеюсь.

Федерико вскочил, заходил по комнате.

– Решено! Доделаю последний заказ и поеду.

Кубики на доске напомнили, что ход не был сделан. Но Федерико отодвинул доску, сел рядом и обнял меня.

– Спасибо, – прошептал он моей шее, похлопал по позвоночнику. – Спасибо. Все последние годы, знаешь, словно не жил вовсе. Одна и та же мебель на реставрацию, одни и те же собутыльники в привычных барах. Женщины приходили и уходили, а я мучился: почему ни с одной не получалось? Ответ таким простым оказался… Спасибо. Правда, спасибо.

– Не благодари. Друзья должны помогать друг другу.

– Именно! и за это мы выпьем танната.

Федерико направился к винному шкафу почти вприпрыжку.

Такую же походку я мог наблюдать час спустя дома, когда сказал жене:

– Дорогая, нам больше не нужно искать квартиру. Помнишь ту, которая так понравилась тебе на рождественской вечеринке? Через неделю она наша.

Кофе

Всем нам суждено жить в желудке огромного монстра. Меня малюткой принесли ему в жертву, с тех пор я брожу по его лабиринтам, толкаю тележку с кофе, заглядываю в глаза, беру деньги, достаю из сумочки с монетами сдачу.

В тот день я поднялась с постели в шесть вечера, как обычно. Надела короткую юбку, фартук, накрасила губы. В семь уже шагала по коридорам рынка.

Как заведено, первым делом пошла к носильщикам. Здесь мы их называем дьяблеро. К сумеркам они устают так, что не могут говорить, только курят. Манят меня лениво. Они весь день возили тонны продуктов на тачках, чтобы потом отдать всё заработанное своим жёнам. Многим из них ещё нет и двадцати, а уже по два-три ребёнка. Даже если кого-то из них молодая душа и тянет наглотаться чужого ветра, они сидят на месте – надо работать. Их жены берут деньги, но давно не ласкают. Хорошо, что по вечерам мы с девочками развозим кофе.

Когда выхожу из закутка дьяблерос, где всегда пахнет железом и потом, коридоры рынка уже темны и пусты. Подкрашиваю в туалете губы и толкаю свою тележку в секцию пустой тары. У тех, кому из тысячи разбитых деревянных ящиков до рассвета нужно сколотить тысячу новых, времени мало. Такие всё глотают быстро, не жуют даже такос. У них грубые рты и руки, потому я, чтобы скорее забыть о звуках столкновения гвоздей с молотками, спешу через цветочные коридоры в секцию аукционов.

Цветочники смотрят новостные программы в подсобках, пока я прохожу мимо и набираюсь нежности у тюльпанов. Иногда краду лепесток у какой-нибудь розы, опускаю нос в солнце внутри ромашек. Закрываю глаза и представляю, что иду по королевскому саду, вдалеке – башни замка. Открываю глаза: лотки, бетонные стены, на крышках термосов с кофе следы от пальцев.

Впереди секция аукционов, там совсем другие мужчины. В пальто с поднятыми воротниками, со стрелками на брюках, с сияющими носами ботинок. Они не любят дешёвого кофе, но предписанный хозяином порядок обхода нам велит и там попытать удачу.

Направляюсь к водителям грузовиков. Ни один из них не пахнет рынком. К каждому пристаёт запах его дороги. Те, кто приезжает с севера – выше; те, кто с юга – ленивей. Южане больше рассказывают историй, врут больше. Сколько наших разносчиц из-за таких погубили себя грёзами о доме, детишках и муже, который каждый день один и тот же. Эти мечтательницы захотели навсегда уйти с рынка. Только проще сбежать из Алькатраса.

Сортировщики яиц бережнее всего в обращении. Ночь напролёт оглядывают скорлупки: битые яйца отдают пекарям, грязные – в рестораны рынка, чистые идут на продажу. Руки торговцев фруктами пахнут сладко, на них нет ни ожогов, ни заусенцев. Они всегда угощают меня яблоком или манго с витрины. Теми, что мякотью вывернуты наружу и за день потемнели от пыли.