Теперь уже Стиви Уандер озарял саншайнами наши лайфы, меж тем как я сменил маску Родольфо Лангостино, изобразив слепого певца с всклокоченными волосами, завороженно прислушивающегося к звукам своего синтезатора. Дюймовочка была уже в полном отпаде и смеялась всем моим штукам. Вот и хорошо. Затем прозвучал «With or without you» в исполнении «Ю-Ту», под которую я изобразил глубокомысленного и самовлюбленного профессора, а сразу вслед за ней – «Ламбада» (диджей, должно быть, был пьян не меньше Дюймовочки). Я сделал радио погромче и открыл дверцу, чтобы всласть подрыгать хотя бы одной ногой. Дюймовочка последовала моему примеру, и начались танцульки. Разворот на Молинс не заставил Бестию потерять равновесие, но создатели «лотуса» вряд ли рассчитывали на разгул танцевальной стихии, поэтому исполняемая на пару ламбада угрожала системе амортизации. Кончилось тем, что Дюймовочка выскочила из кабины и стала потрясать бедрами прямо посреди улицы, причем все более яростно, словно хотела порастрясти все свои лобковые кости. Думаю, что больше жидкости оказалось на кожаной обивке сидений, чем в наших желудках, так что мы закончили танец, одолеваемые гладиаторской жаждой, и тут же снова схватились за бутылки. «Bad moon rising» «Криденс» заставила нас сбавить обороты, a «Knocking on the Heaven's Door» окончательно нас успокоил. Я прикинул, что Дюймовочка заглотила шесть или семь нормальных порций виски: еще несколько минут, и ее должен был сморить сон. Я способен выпить литр водки за два-три часа, не теряя присутствия духа, так что мне хватило завода не уснуть до утра. Включив кондиционер, я выключил приемник. Дюймовочка запротестовала. Тогда я попробовал поставить компакт-диск симфонии «Из Нового Света», который нашел в передвижной дискотеке The First. Медленное развитие основной темы и успокоительное дуновение искусственного ветерка подействовали на Дюймовочку усыпляюще. Я сказал, чтобы она сняла туфли – так удобнее, – и она меня послушалась. Я тоже скинул ботинки.
Пока моя импровизированная напарница дрыхла, я устроился поудобнее со своей водкой, отхлебывая осторожно, так, чтобы льдинки не звякали в стакане. Сделав музыку чуть потише, я стал смотреть наружу. Забавно, однако сейчас, ночью, этот участок улицы не выглядел таким унылым, возможно, потому что ночью тишина и покой, включая безлюдье, – явление нормальное и не привлекает внимания. И все же вид этого островка абсурда в самом центре города напомнил мне о деле, в которое я ввязался. Была пятница (вернее, уже суббота), прошло всего два, пусть три дня с тех пор, как The First позвонил мне, чтобы поручить эту работу, однако у меня было ощущение, что прошли уже долгие недели. Слишком много новостей за такое короткое время – я привык к более медленному ритму. Я решил мысленно восстановить события этих трех дней, чтобы освежить память, затуманенную алкоголем, недосыпом и до предела сжатыми событиями. Может, еще и для того, чтобы развлечь себя в оставшуюся до рассвета пару часов. Я постарался вспомнить все, включая недавний получасовой провал: повествование должно было получиться насыщенным, минута за минутой, как я и вел его вплоть до этого момента.
Час спустя, когда я еще не успел до конца восстановить события четверга (мне припоминалась Бокерия и неподражаемая Царица Морей), я вдруг заметил, что дверь дома номер пятнадцать открывается. Открывается!
Я протер глаза и придвинулся к лобовому стеклу, чтобы лучше видеть. Из дома, оставив дверь полуоткрытой, вышел щуплый коротышка, лысый, сгорбленный, я разглядел даже крючковатый нос и цепкие, узловатые пальцы. На нем была какая-то широкая накидка, возможно, коричневатый плащ, достававший ему до икр. Старичок не стал терять время зря: он немного раздвинул заросли плюща, частично скрывавшие фонарный столб, и, как мне показалось, отсутствие красной тряпицы здорово раздосадовало его. Он резко отпустил плющ, подбоченясь, посмотрел направо, налево и вернулся в сад, так и не закрыв дверь. Я подумал, что, возможно, настал подходящий момент: можно было проехать вперед и оглядеть садик, но тогда мне пришлось бы проследовать до ближайшего светофора и объехать квартал, из-за чего я мог бы не уследить за дальнейшими перемещениями человека. Я выключил музыку и стал ждать. Не прошло и полминуты, как человечек снова появился. В руке он нес красную тряпицу. Встав на цыпочки, он привязал ее к столбу, отступил на несколько шагов, словно проверяя, все ли в порядке, снова посмотрел направо и налево, оглядел балконы домов напротив и опять скрылся в саду, плотно прикрыв за собой калитку.
Я повернул запястье Дюймовочки, на котором она носила часы, и посмотрел, сколько времени. Ровно пять. «Заутреня», – подумал я, сам не знаю почему, возможно, потому, что этот лысый урод чем-то напоминал монаха. Мне припомнился преподаватель математики из братства Святой Марии – брат Бермехо. Правда, у него немножко ехала крыша, но человек он был неплохой. Потревоженная Дюймовочка открыла глаза и потянулась.
– Едем, Лилея.
– Куда? Зачем?