Лучшее юмористическое фэнтези. Антология

После перерыва мы с видом побежденных выползаем на поле. Но в момент, когда наш противник выводит Мяч, становится понятно, что в игре произошел перелом. Мяч вступает в игру. Он всячески избегает марсиан. Они никак не могут отдать точный пас, а в свалке наши хукеры подбирают Мяч раз за разом. Такое впечатление, будто у Мяча выросла пара ножек. Вскоре мы набираем первые три очка. Чарли без труда овладевает Мячом, пасует Фреду, а тот с силой выбивает его на открытое пространство. Стенька Разин и его банда подхватывают Мяч и ведут его вперед. В кратере завязывается серьезная драка за Мяч, но у нашего Гая Фокса имеется подземная карта, и Мяч, кажется, заманивает его туда. Они появляются на поверхности поля перед самыми воротами марсиан, и Джек Кэд[102] проскальзывает вперед, чтобы вколотить мяч в ворота. Голиаф — новый защитник — бьет по мячу. Мяч попадает в перекладину, но вместо того, чтобы отскочить, зависает в воздухе… и приземляется в воротах.

Счет — 5555:5. Уже лучше. Ид заменяет приговор каждому десятому осужденному крайнему нападающему на Жизнь в Свалке. Вскоре Мяч попадает к Ганнибалу, и Ганнибал прет вперед вместе со своими слонами.[103] Голиаф меняет вероисповедание.

Весь период тактика не меняется. Мы передвигаемся по полю не хуже заправских танцоров. Счет уже 5555:5550. Недалеко до победы. Голы забивают самые безнадежные, даже Гелиогабал, епископ Беркли[104] и Обри Бердсли.

Де Милль поглядывает на свои дорожные часы и обеими руками подносит свисток ко рту. Лизард Бейлис со скорбным видом сворачивает специальный выпуск Летучего Листка с кратким некрологом Энгельбрехту.

— Если бы только он дожил до этого момента, — говорит Лизард и смахивает слезу.

Чарли Маркс старается под занавес подстегнуть наших форвардов.

— Призраки преследуют Футбол![105] — рявкает он. — Настало время превратить Шаги Истории в Историю Шагов! Форварды Вселенной! Сомкните ряды! Вам нечего терять, кроме ваших лодыжек!

Марсиане яростно пытаются выбить Мяч за боковую, но он упрямо возвращается в игру. Далее следует одна из великолепнейших комбинаций в Истории. Леки[106] пасует Гиббону, Гиббон — Тациту, Тацит — Иосифу. Иосиф делает длинную передачу Исайе, и тот мощным ударом посылает Мяч вперед. Самуил подхватывает Мяч, передает его Лоту, Лот — Ною, а Ной — Каину. Каин пытается удержать Мяч, но тот выскальзывает у него из рук. Авель выводит Мяч за линию, и Адам падает прямо на него.

Голиаф потянул сухожилие, и Ид для подачи выписывает из морга Дали. Он просит меня установить Мяч.

Пока Дали выбирает подходящий угол для удара, до меня из Мяча доносится голос Энгельбрехта:

— Старина, какой счет? Кажется, я сбился.

В тот вечер в раздевалке состоялась тихая церемония для узкого круга, на которой присутствовали только Чарли Маркс, Арнольд из Регби и Политбюро Выборного Комитета. На этой церемонии Энгельбрехт был удостоен высшей награды — его тайно зачислили в Сборную Глобального Футбола.

Как только церемония закончилась, карлика по-тихому вынесли из раздевалки в маленьком гробике.

Стив Редвуд ПТИЧЬЯ ДРАМА [107] Перевод И. Савельева

Я проснулся в клетке, которую, судя по запаху, только что привезли с птицефермы, и ничего не мог понять. Я знал, что никогда раньше не был в этой комнате, освещенной сотнями свечей, среди стен, расписанных необычными и несколько зловещими символами.

Я не узнавал ни женщины, смотревшей на меня сквозь прутья, ни мужчины с повязкой на глазах, сидевшего за ее спиной с выражением торжествующего злорадства на той части лица, которая оставалась открытой. Хотя возникало ощущение, что я видел их обоих, и, возможно, совсем недавно.

Может, эта женщина — моя жена? Может, я отказался вымыть посуду? Или слишком небрежно отнесся к своим супружеским обязанностям? Не хотелось ее об этом спрашивать; если это и впрямь моя жена, мое неведение ее оскорбит и вызовет поток брани. Простая клетка не спасет от женского языка.

В растерянности я почесал щеку и нащупал глубокий изогнутый шрам, а также отметил, что губы стали странно жесткими и раздувшимися. Рана как-то плохо зажила, и часть кожи висела свободной складкой.

А, вот и ключ к разгадке моей личности! Шрам меня утешил. Он свидетельствовал о полной опасностей жизни. Я даже задрожал от возбуждения. Возможно, я дрался на дуэли. Мог я быть Робином Темное Дерево,[108] прославленным и неумолимым разбойником? Или я Усач Спермий, печально известный пират, который взглядом единственного глаза может лишить мужества самого отважного врага? Вероятно, я дрался на многих дуэлях и, благодаря ловкости и непревзойденному мастерству, никогда не получал даже царапины. Кроме этого, единственного случая, который я неожиданно вспомнил со всей ясностью. В результате трагического недопонимания меня вызвала на поединок таинственная, опасная и крайне чувственная женщина — очень похожая на Кэтрин Зета-Джонс из «Маски Зорро». Конечно, чувство чести не позволило мне поднять оружие против несчастной и беззащитной женщины.