Вообще-то туда было пешком минуты три, от силы пять. Мы лихо подрулили к ресепшену. Отель действительно выглядел очень пристойно, особенно на фоне всего окружающего. Он стоял прямо на берегу, весь светился огнями и из-за количества зелени напоминал настоящий оазис. За номер с меня попросили восемьдесят долларов в день, согласно прейскуранту. Этого я себе позволить никак не мог. «В стране, где такси из международного аэропорта в город стоит пять долларов, должно быть и что-нибудь подешевле», – подумал я и сообщил свои соображения Мухаммеду. «Но проблем, сэр» – сказал он и о чем-то быстро и резко заговорил с администратором. Тот в свою очередь грозно сдвинул брови и тоже повысил голос. В какой-то момент мне показалось, что вот-вот они подерутся. Нет, буквально через пару минут улыбки снова сияли на их лицах. «Шестьдесят долларов, – показал мне администратор. – Онли фор май фрэнд [13] », – сказал он, многозначительно показывая на Мухаммеда. Я удивился происходящему, но и к такой сумме, к сожалению, тоже готов не был. Администратор развел руками. «Но проблем», – опять сказал мой никогда не унывающий друг-таксист, совершенно не расстроившись из-за того, что я оказался, мягко говоря, не нефтяным магнатом.
Хотя, чего ему переживать, пять долларов для него у меня ведь нашлось. «Здесь рядом есть „минихотэл“, – словами и жестами объяснил он, – там дешево».
Мы подъехали к небольшому двухэтажному зданию на соседней маленькой и уже темной к тому времени улочке. «Гранд Палас» – гласила крупная надпись над входом. На крыльце, прямо на ступеньках, сидел пожилой человек в национальной одежде. Это оказался сам хозяин гостиницы. Не вставая, он кивком поздоровался со мной и обменялся с Мухаммедом длинными приветствиями. Переговоры были короткими и непонятными, а их результат, похоже, положительным.
– Сколько стоит-то? – спросил я, дождавшись паузы в их разговоре.
– Файф гиней [14] ,– пятерней показал хозяин.
Цифра «пять» мне сразу понравилась, причем даже если эти гинеи были равны кувейтским динарам. Тем не менее, я на секунду замялся. Заметив это, Мухаммед быстро пересчитал для меня. Получалось около полутора долларов.
– Тридцать гиней за неделю, – предложил я, подсознательно почувствовав, что не торговаться в этих краях как минимум дурной тон.
Али – так звали хозяина – внимательно посмотрел на меня, что-то пробурчал себе под нос, кивнул и жестом показал следовать за ним. Мы поднялись по широкой центральной лестнице наверх и оказались на плоской крыше. Вернее, крыши, в нашем понимании этого слова, у здания вообще не было. Лестница выходила прямо как бы на недостроенный этаж – открытую площадку, окруженную стенами по пояс. На ней были беспорядочно расставлены несколько плетеных лежаков, столик и большие кадки с маленькими пальмами. Получалось что-то вроде садика.
– Сегодня ты можешь переночевать здесь, – сообщил мне Мухаммед, – сейчас сезон и везде все занято. Но тебе повезло: завтра часть постояльцев съезжает, и ты с утра займешь освободившуюся комнату.
К такому повороту событий я готов, конечно, не был, но ехать куда-то еще не хотелось совершенно. Я сказал бы даже – просто не моглось. День выдался нелегким, и телу опять требовался отдых. Глаза просто слипались. «Завтра чего-нибудь придумаю, – решил я, – а сейчас надо поспать». Выразив свое согласие и осчастливив Мухаммеда еще одной пятеркой, я выбрал себе топчан в уголке. Мне принесли плед и подушку. «Гут найт» [15] ,– пожелали хором мои новые знакомые и, выключив лампочку, оставили одного. Я наконец-то снял кроссовки и вытянул ноги.
Огромное черное небо прямо над головой было усыпано яркими звездами, где-то рядом плескалось море, и теплый приятный бриз доносил густые сладкие запахи южной ночи. Я вдруг ощутил состояние такого беззаботного дурацкого детского счастья. «Хорошо-то как», – промелькнуло в голове, и я незаметно уснул.
Глава III
Яркое солнце светило прямо в лицо, вокруг раздавалась иностранная речь. Кто-то плюхнулся на мой топчан. Я открыл глаза и сначала не мог сообразить, где я и что, собственно, происходит. Вокруг сидели какие-то люди и, не обращая на меня абсолютно никакого внимания, пили кофе.
– Гуттен морген! [16] – звонко произнесла стриженая девушка, беспардонно сидевшая практически на мне. – Кафэ? [17] – спросила она.
Я кивнул и хотел что-нибудь сказать, но так и не решил, что именно, а главное – как это сделать. Мне передали стеклянную рюмочку, более подходящую, на мой взгляд, для водки, чем для кофе. Напиток в ней оказался крепким, терпким, немного необычным, но приятным на вкус. Я сказал «сэнкью» и закурил. Далее разговор не пошел. Европейцы, на самом деле, не отличаются стремлением общаться с теми, кто сносно не говорит хотя бы по-английски. Для них такие люди – представители третьего мира, с которыми контачат лишь по необходимости, или когда что-то от них надо. От меня они не хотели ничего, я от них – тоже. О чем тут говорить?