Лучшее средство от любви

Блядь, я сейчас сдохну.

Вот на самом деле слова любви. Настоящие. Не надуманные одинокой женщиной в тоскливой хмари питерской осени, а выжженные на моей коже губами блондинистого загорелого пирата.

Ой.

Я сказала «любви»?

Нет. Нет. Я имела в виду секс, конечно. Только секс и ничего больше. Но, черт, если выбирать между моей унылой и безнадежной, как вид Фонтанки в конце марта, любовью к Тимке и этим ослепительным, как полуденное тропическое солнце, недельным сексуальным марафоном с Марком, то… я однозначно за второе. И если уж примерять чувства, эмоции и ощущения героинь на себя, описывая их на бумаге, то отныне и навсегда мои персонажи будут предаваться бурному сексу с первых же страниц. Потому что нефиг терять столько времени в этой нашей короткой жизни на бесперспективные вздыхания по придуманному тобой же идеалу, не имеющего ничего общего с реальным прототипом.

Утренние солнечные лучи пробрались в спальню, щекоча мне веки, которые я ни за что пока не желала открывать. Не хочу выныривать из этого ошеломительного состояния бесконечной неги, что, оказывается, возможно только при наличии тесно прижимающегося к тебе мужского тела. И не абы какого. Такого, смотреть на которое я могла бы наверняка без устали всю… Долго, очень долго. Того самого, чей обладатель одаривал меня просто неиссякаемым потоком ласки, страсти, удовольствия. Потягивание и легкая болезненность в некоторых, ой, да почти во всех местах моего организма напоминала, насколько же много и интенсивно их мне доставалось, но и эти прежде связанные с дискомфортом ощущения сейчас являлись еще одним, особым сортом наслаждения. И что же я буду делать, когда… Нет! Пошли прочь мысли про «потом», я не дам вам все испортить!

Резко выдохнув подкравшееся коварно раздражение, я чуть шевельнулась, и тут же мой обнаженный обниматель завозился, прижимаясь еще плотнее к моей спине… ну и не только. Неугомонный индикатор нашего общего теперь удовольствия очень-очень быстро стал подниматься до верхней отметки, вжимаясь точнехонько между моих полупопий.

— М-м-м, у кого-то тут есть для меня кое-что мягенькое, сочненькое, узенькое, — завозился Марк, нежно, но при этом абсолютно бесцеремонно протискивая ладонь между моими сжатыми бедрами, заставляя непроизвольно приподнять одно, предоставляя ему прямой доступ к моей… Ой, вот с тем, как именовать эту часть собственного тела, у меня ясности не возникло до сих пор. Да и черт с ним. — А у меня для этого гостеприимного сладкого местечка есть кое-что опять твердое, наглое и толстое. Все как ты любишь.

И он принялся потираться об меня сзади, одновременно вкрадчиво начав наглаживать кончиками виртуозных пальцев обнаруженные и прирученные им чувствительные точки. Которых, как выяснилось… я вся. За эти дни ему стало достаточно дохнуть на мою кожу, и я вся вспыхивала, как угли, которые раздуло порывом ветра. Да чего уж там. Дошло до того, что он вдруг мог уставиться на меня вмиг оголодавшим взглядом из-под внезапно опустившихся, светлых ресниц, и грудь сразу тяжелела, внизу живота сладко потягивало, во рту пересыхало, и в голове пустело.

Вот и сейчас я прогнулась навстречу его прикосновению, готовая к вторжению без всякой прелюдии, что называется по умолчанию. Осмелевшая за эти полные сексуального дурмана дни настолько, чтобы больше не бояться ни единого своего желания и порыва, накрыла пальцы Марка между ног своими, чуть усиливая нажим, и повернула лицо, требуя поцелуя.

— Меня от тебя уносит просто, Полька, — прохрипел Марк, направив себя в мое уже жаждущее его тело и начав проталкиваться медленно, совсем не раскачиваясь, без щадящих отступлений, просто реально пронзая постепенно, но неумолимо, отчего меня тоже вмиг как вышвыривало в какую-то иную реальность. Там я существо с будто вывернутыми наружу, обнаженными нервными окончаниями, одна сплошная сенсорная чувствительность, настроенная на даже самое крошечное действие этого мужчины.

— Ты там внутри такая… мм-м охренительная… — простонал Марк гортанно, закидывая мое бедро на себя и входя полностью, так глубоко, что казалось, я не в силах принять его больше. Но не значит, что не хотела бы. Я бы вобрала его в себя целиком и там и оставила. — Жаркая… аж волосы на башке шевелятся, когда засаживаю… Вот та-а-ак… да… по самые-е-е… Бля-я-я… Она как высасывает меня… Сосет и насосаться не может…

Господи, мужчина, твой язык…

— Я бы с удовольствием вообще не вставал, — промурлыкал Марк сквозь рваные вдохи, пока я еще парила где-то вне досягаемости для земного притяжения. — Но мой желудок уже ревет, как иерихонская труба. Мужик должен хорошо есть, чтобы хорошо трахаться. Так что подъем, Белоснежка, и пошли нас кормить, потому как мне нужно, чтобы ты подо мной сознание от кайфа теряла, а не с голоду.

И да, такое тоже было.

— Ты чего сегодня такая молчаливая? — поинтересовался Марк, утянув меня таки голышом на кухню. — На тебе кофе, а я сейчас соображу пожрать.

— Я только буквально пять минут назад была достаточно шумной, — возразила я сипло после недавних стонов в голос.