Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

— Это туфли Рашми. Мы вместе покупали их в «Грейли». На самом деле их выбрала я. Это было до того… Я любила ее, но она была ненормальная. Теперь я это понимаю, хотя уже слишком поздно. Я хочу сказать, с ней было все нормально, пока она принимала свои таблетки, но она часто бросала их принимать. Она называла это «уйти в отпуск от самой себя». Только для других это был вовсе не отпуск, особенно для меня. Она решила уйти в день нашей свадьбы, но ничего мне не сказала, и потом вдруг мы ужасно поссорились после церемонии, и из-за ребенка, и еще из-за того, кто кого больше любит, она начала кидать в меня чем попало, и этими туфлями тоже, а потом убежала из церкви босиком. Думаю, она вряд ли по-настоящему понимала… ну, что мы действительно пытаемся сделать. Я имею в виду, я-то разговаривала с самой Невестой Христа… а Рашми… — Кейт потерла глаз, и ее рука стала мокрой.

Я помогла ей сесть и обняла за плечи.

— Все хорошо. На самом деле ты ни в чем не виновата. Думаю, судьба бедной Рашми висела на волоске. Как и нас всех. Всего человечества, точнее, того, что от него осталось.

Мы немного посидели.

— Я этим утром видела ее мать, — сказала я. — Она просила передать тебе, что сожалеет.

Кейт фыркнула:

— Сожалеет? О чем?

Я пожала плечами.

— Я знаю, я ей была ни к чему, — сказала Кейт. — Во всяком случае, так постоянно говорила Рашми. Но, если подумать, эта женщина святая, терпеть Рашми со всеми ее перепадами настроения и всеми «приветами». Она всегда была готова прийти ей на помощь. И Рашми за это ее ненавидела.

Я встала на колени, затем поднялась на ноги. Помогла встать Кейт. В переулке царила темнота, но это было не важно. Даже при дневном свете я ничего не увидела бы.

8

Место для велосипеда перед начальной школой имени Рональда Рейгана нашлось без проблем. Здание, казалось, дремало в насыщенном ароматами утреннем воздухе, кирпичные корпуса обнимали пустую игровую площадку. Робот-дворник чистил пылесосом бассейн, еще один обрывал отцветшие цветки с клематисов на шпалере. Роботы были пронзительно желтого цвета, по их торсам тянулись наискось яркие оранжевые буквы «ШРР». Бот-садовник сообщил мне, что занятия начнутся только через час. Мне это было кстати. Это был визит вежливости, составляющая часть комплекса услуг для тех клиентов, которых я подвела. Я спросила, могу ли я видеть Нажму Джонс, и бот сказал, что сомневается, пришел ли кто-нибудь из учителей в такую рань, но он проводил меня в офис. Он позвонил ей, а я подписала пропуск для посетителей. Когда ее голос прозвучал по внутренней связи, я сказала боту, что знаю дорогу.

Я медлила перед открытой дверью. Мать Рашми стояла ко мне спиной. Она была в матроске без рукавов, на плечах кремовый шарф. Она пошла вдоль ряда парт, ставя на каждую фигурки оригами. Здесь было три вида слонов, утки с утятами, голубой жираф, розовый кот, а может быть, лев.

— Прошу вас, входите, мисс Хардвей, — сказала она, не оборачиваясь. Она обладала особым учительским «радаром», могла видеть, что творится у нее за спиной или за поворотом коридора.

— Я заходила к вам домой. — Я вошла в класс, словно девчонка, не выполнившая домашнее задание. — Думала, застану вас до того, как вы отправитесь на работу. — Я прислонилась к первой парте и взяла с нее вишневого крокодила. — Это вы сами складываете?

— Не могла заснуть прошлой ночью, — призналась она, — поэтому в итоге поднялась и отправилась на прогулку. И оказалась здесь. Я люблю приходить в школу пораньше, пока никого нет. Столько времени. — У нее остался один бумажный лебедь, она посадила его на свой стол. — Задерживаться после занятий сложнее. Если ты вечно торчишь здесь в одиночестве по вечерам, то сознаешься, что тебе не за чем торопиться домой. А это унизительно. — Она села за свой компьютер и принялась открывать окошки на «рабочем столе». — Я учила девочек складывать утку. Кажется, им понравилось. Это сложный возраст, пятый класс. Они приходят ко мне, радостные, счастливые дети, а от меня требуется учить их дробям и готовить к средней школе. Я с дрожью думаю о том, что ждет их дальше.

— Сколько им лет?

— Десять, когда они приходят. Многим уже исполнилось одиннадцать. На следующей неделе выпуск. — Она смотрела в раскрытые папки. — У некоторых.

— Я допускаю, что когда-то и мне было одиннадцать, — сказала я, — но я не помню.

— Ваше поколение росло в несчастливые времена. — Ее лицо светилось фосфорным светом. — У вас ведь пока нет дочери, мисс Фей?

— Нет.

Какой-то миг мы обдумывали мою бездетность.

— А Рашми любила оригами? — Я ничего не имела в виду. Просто не могла больше выносить молчание.

— Рашми? — Она нахмурилась, словно ее дочь была не слишком интересным ребенком, которого она учила много лет назад. — Нет. Рашми была трудным ребенком.

— Вчера вечером я видела Кейт Вермель, — сказала я. — Передала ей то, что вы просили, что вы сожалеете. Она спросила, о чем.

— О чем?

— Сказала, Рашми была сумасшедшей. Ненавидела вас за то, что вы ее родили.