Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

Напевая себе под нос, он вытер лицо панталонами Амонет, снова засунул их в карман и выбрался из повозки. Задержавшись лишь затем, чтобы запереть дверь, он отправился искать ближайшую дорогу.

* * *

Городок он, однако, нашел не скоро, а там то да се, пятое да десятое — так что вернулся Голеску только к закату.

Он поставил на землю свою ношу — большую коробку и битком набитый мешок — и отпер дверь.

— Вылезай, крошка Эмиль, — позвал он и, не получив ответа, запрыгнул в повозку и открыл ящик. — Вылезай!

— Хочу есть, — с укором пропищал Эмиль, но остался лежать.

— Вылезай, и я сварю тебе картошечки! Уже можно, солнце село. Неужели не хочешь поглядеть, что я тебе принес, неблагодарная ты тварь?

Эмиль неохотно поднялся, а Голеску его подгонял. Человечек остановился в дверях и высунулся, подозрительно надув тонкие губки. Увидев низкое красное солнце, он пронзительно взвизгнул и закрыл лицо руками.

— Да, я тебя обманул, — признал Голеску, — но только примерь… — И он достал из кармана очки с синими стеклами и, силой отведя руки Эмиля от лица, напялил очки ему на переносицу. Очки тут же свалились, поскольку нос у Эмиля был такой маленький и узенький, что держаться на нем они не могли, к тому же дужка у них имелась только одна.

Голеску порылся в принесенном мешке и вытащил длинный шерстяной шарф. Он прорезал в нем две дырки, а Эмиль тем временем верещал и трясся. Затем, пристроив очки обратно на нос Эмилю и придерживая их большим пальцем, Голеску обмотал шарф вокруг головы человечка, словно повязку на глаза, и расширил прорези, чтобы открыть стекла.

— Смотри-ка! Очки! — воскликнул Голеску, — Теперь солнце тебе не страшно, правда? Да открой же свои глазенки, чтоб тебя, шмакодявка!

Судя по всему, Эмиль его послушался, поскольку тут же замер, опустив руки по швам. Нижняя губа у него вяло отвисла от удивления.

— Погоди-погоди! — продолжал Голеску. — Это еще не все!

Он снова покопался в мешке, извлек холщовый кучерский плащ и укутал Эмиля. Плащ был рассчитан на человека вдвое крупнее, так что Эмилю он оказался длинноват, точнее, просто-напросто волочился по земле, к том же Голеску пришлось минуты три изрядно попотеть, просовывая безвольные руки Эмиля в рукава и отворачивая обшлага. Но когда хлопоты по застегиванию остались позади, Эмиль был словно в палатке.

— И наконец последний штрих… — И Голеску достал из мешка широкополую фетровую шляпу и водрузил ее Эмилю на голову.

Отступив на шаг, Голеску любовался результатом.

— Ну разве не красавец? — проговорил он. На самом деле Эмиль был похож на гриб, но рот у него закрылся. — Вот видишь? Теперь солнце тебе не страшно. Упырь может разгуливать средь бела дня. Что нужно сказать доброму дядюшке Барбу?

— Хочу картошку, — отозвался Эмиль.

— А! Хорошо, давай попируем. У нас сегодня еще много дел, — сообщил Голеску, приподнял мешок и с загадочным видом потряс его.

Костер он развел довольно быстро и подвесил кипятиться котелок с водой, чтобы сварить Эмилю картошку. Себе Голеску и вправду устроил настоящий пир из принесенных запасов: зажарил кролика с беконом и луком, а чтобы лучше усвоилось, запил снедь вином, красным, словно бычья кровь. Отставив бутылку, Голеску закурил славную большую сигару, а Эмиль тем временем послушно отправился к реке мыть посуду.

— Хороший раб, — весело похвалил Эмиля Голеску. — Ну что ж, такая жизнь меня устраивает. Когда все помоешь, принеси медное корыто. Я тебе помогу его наполнить. И раздобудь еще хворосту для костра!

Когда Эмиль приволок корыто, они наполнили его водой из реки, а потом, спотыкаясь, притащили обратно к костру и поставили греться. Голеску достал из мешка свое очередное приобретение — трехкилограммовый бумажный пакет с печатью аптеки. Эмиль глядел на огонь, и его бессмысленное лицо из-за очков казалось еще более бессмысленным, однако при виде пакета он заинтересовался.

— Мы будем делать Черное Зелье? — спросил он.

— Нет, моя лапочка, мы будем делать золотое зелье, — ответил Голеску.

Он открыл пакет и высыпал его содержимое в корыто, от которого только начал подниматься пар.

— Это хорошая стойкая желтая краска, понимаешь? Мы ее как следует прокипятим, а когда… — Он пошарил у себя за спиной и придвинул поближе большую коробку, которую принес из города. Голеску открыл ее, и отблески костра засверкали на стеклянных горлышках ста сорока четырех пузырьков. — А когда остынет, разольем по пузырькам. И будем продавать ее птицеводам вон там, в долине.

— Зачем? — спросил Эмиль.

— Как лекарство, — объяснил Голеску. — Скажем, что от него будут вылупляться гигантские цыплята, ясно? Вернем себе двадцать тысяч леев в считаные секунды! Не сомневайся, удача нам обеспечена. От краски желтки становятся ярче, а крестьяне думают, будто это значит, что яйца лучше и питательней. Ха! Нужно только не задерживаться, когда распродашь все пузырьки, а сбывать это снадобье можно где угодно!

— Лекарство, — повторил Эмиль.

— Точно, — кивнул Голеску.

Он сделал последнюю затяжку, швырнул окурок в костер и снова взялся за бутылку.