Он служил главным садовником на небольшой станции, предназначенной скорее для научных целей, чем для войны. Во время стыковки грузового корабля пилот допустил ошибку — даже несколько ошибок, потому что запаниковал, как только понял, что стыковка корабля с базой идет не так, как положено. В результате была повреждена обшивка космической станции. Внутри резко упало давление. Тол Чайб на мгновение прервал рассказ и ухмыльнулся.
— В герметическом воздушном тамбуре моей секции были предусмотрены какие-то улучшенные затворы, но они не сработали, — сказал он.
Когда спасательная команда добралась до оранжереи, они увидели, что большая часть растений пропала — их выбросило в открытый космос. Почти все оборудование было разбито вдребезги. Тол Чайб лежал под грудой обломков неподалеку от шлюза, который все-таки закрылся.
— Они решили, что я был в беспамятстве, воздушный поток протащил меня через весь сад и я по пути разбил оборудование. Никто не сомневался, что я ударился о механизм затвора и оказался погребен под обломками.
От этой истории Акайна пробрала дрожь.
— Пилот корабля покончил жизнь самоубийством. Инженер, отвечающий за работу шлюза, тоже просил разрешения убить себя. Но старший офицер решил, что происшествие не было связано с его работой и не могло быть предусмотрено.
— А почему так получилось? — спросил Акайн. — Почему отказала система герметизации?
— Я так и не узнал. Сначала я был не в том состоянии, чтобы чем-то интересоваться. А потом не стал никого расспрашивать.
— А пилот получил разрешение на самоубийство?
— И это мне тоже неизвестно, — сказал Тол Чайб.
Пилот во время аварии поддался панике. Это единственное, что Акайн знал наверняка. Вероятно, увидев, что натворил, пилот испугался еще больше и решил убить себя, не имея на то позволения. Ужасное решение!
— Если он испросил разрешение на самоубийство и получил его, тогда он поступил правильно, — сказал Акайн. — И инженер поступил правильно, раз остался жить, не получив санкции на самоубийство. Хотя можно понять его желание умереть.
— Может, и так, — согласился Тол Чайб.
У Акайна появилась еще одна мысль, которую он не решился высказать.
— Тебя удивляет, что я еще жив, — сказал Тол Чайб. — Я долго размышлял, как поступить. — Он помолчал и пальцами здоровой руки дотронулся до бахромчатого края тропического цветка. — Раньше я был очень красивым. Многие мужчины поглядывали в мою сторону в надежде на взаимность. Хах! Я не сомневался, что могу доставить радость любому из них, если отвечу на их внимание. А когда я очнулся, уже без ноги… Вот это был сюрприз! На что после этого годится все остальное?
Акайн почувствовал себя неловко. Ни один ребенок не хотел бы сознавать, что взрослые могут быть несчастны. Герои в легендах — другое дело! Они могут страдать, но их страдания только вдохновляют молодежь. Но мужчина вроде Тола Чайба, хромой учитель, не должен показывать боль.
— Меня не радовала перспектива хромать по жизни дальше, — безжалостно продолжал садовник. — Я хотел быть ловким и быстрым, любить и быть любимым. Один из старших родственников навестил меня, пока я поправлялся после ранения. Он приказал мне ждать. И я ждал. Мои родичи советовались друг с другом и со старшими офицерами. Так принято решать подобные дела, — сухо добавил он. — Если только дело не происходит в героических пьесах.
— Я знаю, — вставил Акайн.
На самом деле он ничего не знал. До сего момента правила самоубийства казались ему чем-то нереальным, вроде формулы, которую надо выучить, даже если не собираешься применять эти знания в дальнейшей жизни. Приятно сознавать, что при помощи прутика и его тени можно вычислить высоту дерева, но нужно ли мне знать высоту дерева в жизни? Нет.
— В подобной ситуации, — снова заговорил Тол Чайб, — в героических пьесах мужчина оказывается в полном одиночестве или окружающие его товарищи слишком растеряны, чтобы принимать решение, и тогда он сам распоряжается своей судьбой. Что ему еще остается? Но прежде чем решиться на такой шаг, надо быть уверенным, что ты герой, и ситуация не допускает других вариантов. В моем случае было решено, что я должен продолжать жить — по разным причинам. У меня имелся значительный опыт в садоводстве, имелись способности к преподаванию. Кроме того, я единственный ребенок, а моя мать пользовалась любовью всего семейства. Своей смертью я мог причинить ей слишком большие страдания.
Вскоре после разговора Акайн покинул оранжерею и по свежевыпавшему снегу побрел к своему корпусу. Над головой раскинулось звездное небо. В тот вечер воздух казался совершенно неподвижным, хотя и пронзительно холодным. Мальчик шел в облаках собственного дыхания.
Пересекая игровое поле, он оглянулся и посмотрел сначала на снег, перечеркнутый цепочкой его следов, затем на небо. Как оно сверкало! Каким казалось многоцветным и неизмеримо огромным!
Внезапно он утратил чувство направления. Верх и низ больше не имели значения. Земля под ногами исчезла, тело стало совершенно невесомым. Он падал к бесчисленным звездам.