Если обычно звезда казалась одинокой, как бутылочное дерево, росшее в компании одного-двух собственных отростков, то здешние светила можно было сравнить с лесной рощей, возникшей вокруг редкого источника влаги. Конечно, хвархатам захотелось исследовать необычное явление, и у них хватило сил и средств построить станцию. Но ее ресурсы были весьма ограничены. Не забывайте, что шла война. Этот участок космоса находился слишком далеко от родной планеты хвархатов и от тех мест, где человеческие корабли создавали проблемы. Принимающим решения станция не казалась особенно важным объектом. Новый дом Акайна испытывал трудности со снабжением.
Представьте себе металлический цилиндр, летящий по орбите тусклой, ничем не примечательной звезды. Цилиндр небольшой и ровный, без каких бы то ни было выступающих пристроек, характерных для больших станций, которые со временем разворачиваются вокруг основного корпуса, образуя металлические подобия веток, цветов и почек. Вокруг них постоянно снуют вспомогательные суда — грузовые транспорты, спутники, челноки, обеспечивающие научную или военную деятельность, так что станция кажется растением, окруженным роем блестящих жуков.
Место назначения Акайна было совсем другим. Его станция была простым цилиндром, висящим на орбите звезды, лишенной планет. В отдалении виднелось скопление других звезд, излучавших тусклый красный свет.
— Как будто армия зажгла костры на привале, — заметил один из новичков. — И какой же долгой была ночевка! Костры почти прогорели. Они уже почти потухли.
— Может, тебе это кажется множеством костров, — отозвался другой солдат. — А мне они кажутся группой звезд.
Среди этой звездной рощи (или россыпи армейских костров) были рассеяны и некоторые другие небесные тела, незаметные для глаз новичков. Они имели различную природу. Большая часть представляла собой потухшие звезды, которые истощили запас энергии и превратились в космический шлак. Другие были осколками звезд, последняя группа, самая малочисленная, состояла из так называемых эксцентричных звезд, и вот они-то и представляли наибольший интерес для хвархатских ученых.
Акайна мало интересовали звезды. Вместо этого он исследовал внутреннее устройство станции: запутанный лабиринт коридоров и комнат. Конечно, здесь не было никаких окон, а большая часть голограмм (они были, хотя не такие впечатляющие и огромные, как на больших станциях) демонстрировала наиболее любопытные части Галактики.
В конце одного из коридоров размещалась голограмма огромной планеты, окруженной лунами и экваториальными кольцами. В другом коридоре можно было полюбоваться на человеческий корабль, который снова и снова взрывался после залпа хвархатских ракет. Хах! Это было впечатляющее зрелище. Драматическое и вдохновляющее!
Акайна определили в одну из кают, которую ему предстояло делить с четырьмя другими новобранцами. Каждый из них получил койку, рундук для хранения личных вещей и нишу в стене, где можно было поместить голограмму. Трое новичков установили изображения своих родных мест. Так же поступил и Акайн — он привез с собой снимок бабушкиного сада, сделанный в летний полдень. Последний из обитателей спальни, тощий парень с необычайно заметными и уродливыми пятнами на светло-серой шерсти, ничего не поставил в своей нише.
Странного парня звали Гехази Тев. Он оказался на удивление спокойным и дружелюбным для молодого мужчины, шкурой которого как будто вытирали пролитые чернила. И как мог появиться на свет такой уродец?
— Все объясняется довольно просто, — сказал Тев на второй или третий день знакомства с Акайном. — Моя мать — лучший математик в своем клане. Сперма, при посредстве которой я родился, принадлежала семейству Тевар, тоже известным ученым. У них в роду наблюдалась тенденция к пятнистости, но она проявлялась довольно редко. Они прилагали все усилия, чтобы искоренить этот дефект.
— Но дело в том, — продолжал Тев, явно имевший неплохие способности рассказчика, — что беременность матери протекала ужасно. Ее не только постоянно тошнило, но и способность к математическим построениям исчезла почти сразу после зачатия, то ли из-за плохого самочувствия, то ли из-за гормональных изменений. После родов меня подумывали уничтожить. Подумать только! — Он провел пальцами по руке, обезображенной особенно отчетливым пятном. — Никто не надеялся, что я смогу с этим нормально жить. Но мать уже заявила родичам, что никогда не согласится на вторую беременность. Ее научная деятельность была в самом расцвете, и она не хотела тратить время на материнство. Вот так. — Его дружелюбный голос излучал радость. — Родственники могли убить меня и лишиться генетического материала матери или оставить меня в живых. Кроме того, они надеялись, что во мне не найдется места для глупости.
— Тебя это сильно беспокоит? — спросил Акайн.