Лучшее за год. XXIII. Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

Собрав волю в кулак, Пэйшенс двинулась было дальше, но Хавьер повернулся, чтобы лучше видеть.

— Никогда и не светило, мам.

— Хавьер, я… — Вдруг почувствовав резкую боль, она посмотрела на свои руки. По ним текла кровь, пачкая поручень, капая в воду. Все это время она сковыривала подсохшую корку, разрушая симметричный рисунок, созданный мастером на ее пальцах. — Ты мог бы добиться чего-то, — произнесла она. Лайтер поднялся в небо с поверхности воды, его брюхо нацелилось на восход, скрытый облаками. — Ты уже никуда не полетишь.

Хавьер встал позади нее, положил забинтованные руки ей на плечи. Она не повернулась, чтобы не видеть боли в его глазах.

— Человек, — прошептал он с глубоким удовлетворением. Вытянув шею, он следил за тем, как его творение парит в небе. — Только подумай, сколько людей его увидит. Неужели ты даже не хочешь посмотреть, как улетает наш малыш?

Джо Холдеман Ангел света [275]

Все началось достаточно невинно. Скоро Рождество, а денег нет. Я спустился в подвал и как следует его прочесал в поисках чего-нибудь такого, что можно было бы подарить детям. Такого, чего они сами еще не нашли во время своих «хаджей».

На верхней полке, за вязанками щепок, дожидавшихся холодов, я заметил задвинутый глубоко в угол старый деревянный сундук. Судя по толстому слою пыли на крышке, стоял он там со времен моего отца, а то и дольше.

«Не открывай, — предупредил меня внутренний голос. — Сообщи в полицию».

Но над замком было выгравировано имя: Джон Биллингс Вашингтон. Джоном Вашингтоном звали моего отца до обращения. Кажется, Биллингс — это второе имя его отца. Не исключено, что этот сундук — двадцатого века.

Замок весь проржавел. Я спустился со стремянки и нашел большую отвертку, чтобы открыть его.

Потом я сдвинул сундук с полки, пристроил его на плечо и стал осторожно спускаться. Стремянка подо мной скрипела. Я поставил сундук на верстак, один светильник подвесил на балку над головой, а другой поставил на стопку обрезков досок рядом с верстаком.

Шурупы так скрипели, когда я выкручивал их из твердого дерева, что становилось даже смешно — ведь я собирался устроить детям сюрприз. Но Мириам самозабвенно играла на пианино и пела дуэтом с Фатимой, репетируя рождественскую службу. Можно было хоть из пистолета палить — все равно никто не заметил бы.

Задвижка отошла, и крышка откинулась с металлическим скрежетом. Пахло затхлостью и чем-то еще. Ружейным маслом. Сверху лежал увесистый сверток из серой ткани. Конечно, там ружье.

Найти в доме оставшееся с давних времен оружие — не редкость; ведь его было так много. А вот боеприпасы попадались нечасто. А здесь — два тяжелых магазина.

Я узнал этот автомат — видел на старинных фотографиях. Это «узи», который изобрели и применяли в древнем государстве Израиль. Я положил автомат на место и вытер руки.

Нет, на Рождество такое не дарят. Разве что на Ид,[276] на совершеннолетие — например, Ибригаму, когда он войдет в возраст и должен будет решить, хочет ли он идти на военную службу. Он посмеется — мол, еврейское оружие. Надо будет спросить имама, нужно ли подвергнуть автомат ритуальному очищению и как это сделать.

Под автоматом лежали три картонные папки — когда-то они были стянуты резинками, но теперь от резинок остались только липкие полоски. В папках оказалось множество никому не нужных документов — банковских и на землю.

А под ними я заметил что-то похожее на непристойную картинку. Я сразу отвернулся, закрыл глаза и попросил Мухаммеда и Иисуса даровать мне силы. Затем я вынул этот предмет из сундука и направил на него свет.

Это был пластиковый пакет с надписью «Азотная печать». Странное, техническое выражение из далеких времен.

Внутри была книга с поразительной картинкой на обложке. Мужчина и женщина, оба белые, держат друг друга в объятиях. При этом у женщины перепуганный вид. А у мужчины — просто решительный: он целится из пистолета во что-то вроде гигантского кальмара, зеленого, как трава. Голова женщины не покрыта, и поначалу кажется, будто она обнажена, но на самом деле одежда у нее прозрачная, словно у танцовщиц. Называлась книга «Душераздирающая антология ужасов», и на ней стояла дата: лето 1944 года. Значит, это 1365 год — более чем за сто лет до хрислама.

Я перелистал книгу — с увлечением, несмотря на ее нечестивое и кровавое содержание. По большей части это были сказки: не благочестивые притчи или народные сказки, а лживые истории, которые когда-то было принято сочинять для развлечения. Возможно, эти истории придумывались и для моральных наставлений. На большинстве иллюстраций были изображены люди в опасном положении — или с физической, или с моральной точки зрения.