Лучшее за год. XXIII. Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

Успех поднял руку, заставив внешнего замолчать.

— То, что я только что сказал, — правда?

Мемзен фыркнула с отвращением и повернулась, чтобы уйти.

— Она ни за что не признается, — Благородный Грегори схватил женщину за руку, чтобы остановить, — но да, это правда.

Успех стиснул колеса кресла с такой силой, что заныли руки.

— Значит, никто из внешних не умирает?

— Нет-нет, все умирают. Просто некоторые выбирают после этого жизнь в оболочке. Даже сохраненные признают, что это не одно и то же, что и настоящая жизнь. Я еще не думал об этом хорошенько, но ведь мне всего двенадцать стандартных лет. На следующей неделе мой день рождения. Я хочу, чтобы ты был на нем.

— Что случится с Утехой в этой оболочке?

— Ей придется приспособиться. Разумеется, она не ожидала, что ее сохранят. Возможно, даже не знала о такой возможности. После активации она будет немного дезориентирована. Ей потребуются советы и руководство. У нас много строителей душ на Кеннинге. И они пошлют за ее братом, он захочет помочь.

— Прекрати! Это жестоко. — Мемзен дернула его за руку. — Мы должны идти прямо сейчас.

— Почему? — печально произнес Благородный Грегори. — Он все равно забудет все это.

— Вика сохранили? — Успех сидел в кресле, но чувствовал, что все еще падает.

— Как и всех мучеников-пакпаков. — Благородный Грегори попытался освободить руку, но Мемзен не отпускала. — Поэтому они и соглашаются жертвовать собой.

— Довольно! — Мемзен потащила мальчишку из кабины. — Прости, Успех. Ты — достойный человек. Возвращайся в свой дом, к своим яблокам и забудь нас.

— Прощай, Успех! — воскликнул Благородный Грегори, скрываясь за стеной из пузырьков. — И удачи!

Когда стена сомкнулась за ними, Успех почувствовал, как его душу раздирает сильное, отчаянное желание. Одна часть его рвалась отправиться с ними, быть с Утехой и Виком в том, внешнем, мире, посмотреть чудеса, которые Старейшина Винтер закрыл для граждан Совершенного Государства. Он мог это сделать. Знал, что мог. В конце концов, кажется, все в Литтлтоне считали, что он уедет.

Но кто тогда поможет Дару собрать урожай?

Успех не знал, как долго он просидел в кресле; тысячи мыслей раздирали голову. Внешние только что взорвали его мир, и теперь он отчаянно пытался склеить куски. Правда, к чему все это? Через короткое время он не будет ничего помнить ни об Утехе, ни о Вике, оболочках и сохранении. Может, оно и к лучшему. Все это было слишком сложно. Как и говорил Старейшина Винтер. Успех подумал, что будет счастливее, думая о яблонях, бейсболе и, может даже, целуя Мелодию Велез. Он был готов забыть.

На «острове» вдруг наступила тишина. Не было ни вибрации корпуса, сталкивавшегося с воздухом, ни приглушенного смеха Л'юнгов. Успех смотрел, как из пола вырастает оборудование госпиталя. Потом стены из пузырьков исчезли, и открылось все пространство корабля. Оно было пустым, если не считать его кресла, каталки с телом Утехи, накрытым простыней, и робврача, ехавшего к нему.

— Значит, вы собираетесь заставить меня все забыть? — спросил он горько. — Все секреты внешних?

— Если ты именно этого хочешь. Успех вздрогнул:

— Разве у меня есть выбор?

— Я просто доктор, сынок. Я могу предложить лечение, но именно ты должен его принять. Например, ты же решил молчать о том, как обгорел в первый раз. — Робврач катился позади его кресла. — Это довольно сильно усложнило мои попытки вылечить твою душу.

Успех обернулся и посмотрел на доктора Нисса.

— И вы все это время знали? Робврач вцепился в спинку кресла.

— Какой же из меня был бы доктор, если б я не знал, когда пациент мне лжет? — Он покатил кресло Успеха к люку.

— Но вы же работаете на Старейшину? — Успех не знал, уместно ли задать такой вопрос.

— Я беру деньги Винтера, — ответил доктор, — но не принимаю его советы, если они касаются телесного или душевного врачевания.

— Но что, если я расскажу людям, что Утеху и Вика сохранили и что внешние после смерти продолжают жить?

— Тогда они будут знать.

Успех попытался представить себе, каково это — хранить секрет бессмертия внешних до конца своих дней. Попытался представить, что будет с Совершенным Государством, если он расскажет жителям обо всем. Горло пересохло, словно он очутился в пустыне. Он — просто фермер с не самым богатым воображением.

— Вы говорите, что я не должен стирать все свои воспоминания об этом?

— О боги, разумеется, нет. Если, конечно, не хочешь забыть и меня.

Когда они проходили мимо тела Утехи, Успех попросил:

— Остановитесь на минуту.

Он коснулся простыни. Какая-нибудь чужеродная внешняя ткань? Нет, простой хлопок.

— Они знали, что я могу решить не стирать память, правда? Мемзен и Благородный Грегори играли со мной до самого конца.

— Сынок, — сказал доктор Нисс, — Благородный Грегори еще только мальчишка, а чего хочет достойнейшая, не знает никто в Тысяче Миров.