Лучшее за год. XXV-II. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

Вандана Сингх О любви и других чудовищах

Молодая писательница Вандана Сингх родилась и выросла в Индии, в настоящее время вместе с семьей живет в Соединенных Штатах, где преподает физику и пишет прозу. Ее рассказы печатались в нескольких выпусках «Polyphony», а также в «Strange Horizons», «InterNova», foundation 100», «Rabid Transit», «Interfictions», «Mythic», «Trampoline» и «So Long Been Dreaming». В Индии Сингх опубликовала детскую книжку «Янганкл приезжает в город» («Youngoncle Comes to Тогт»). Недавно увидел свет первый сборник писательницы «Женщина, которая считала себя планетой, и другие рассказы» («The Woman Who Thought She Was a Planet and Other Stories»), а также отдельным изданием был выпущен рассказ «О любви и других чудовищах».

В этой лиричной, сложной и доброй истории говорится о том, что сознания можно переплетать, словно нити. Однако только от нас зависит, какой получится эта дивная ткань: яркой и многоцветной, как гобелен, или блеклой черно–белой тряпкой, испачканной по краям кровью.

Думая о нем, я вспоминаю волну, виденную однажды у берега, — большую, прекрасную, гладкую волну, с идеальным изгибом, словно выплавленную из стекла. Она вошла в узкий пролив из открытого моря мощно и целеустремленно, и гребень ее почти не вспенился. Я думал, она пройдет весь пролив, омоет меня и унесет дальше, до самого Деканского полуострова. Но волна встретилась с песком, прокатилась по отмели, белые полоски исчертили ее гладкую прозрачную поверхность. Она подкралась к моим ногам, распалась на язычки пены и пропала. И его — то есть Санкарана — мне нравится представлять волной, явившейся ненадолго из океана, чтобы достичь некой цели — не знаю какой. А потом я потерял его. У физиков для таких волн есть особое название. Это явление очень необычно, и называется оно «солитон», или «уединенная волна».

Когда я, еще юношей, впервые повстречал Санкарана, то принял его за человека, которого искал с тех пор, как себя помню. Но, как сказал поэт Файз,[1] в мире есть и другие горести, кроме любви. Едва я кое–как пережил юношеские метания, как мир и горести взяли свое. Изучение сознаний — подобных уединенной волне или иных — моя единственная страсть. Ощущать разум, сплетать сознания — эта способность отличает меня от других людей. Мне нравится затеряться в стайке хозяек, торгующихся за пучок редиски, или в толпе на крикетном матче. Я слоняюсь среди них, пытаясь определить, какого рода единство может образовать эта толпа. Я беру зародыш метасознания и соединяю здесь, разъединяю там, я взмахиваю своим жезлом, как дирижер палочкой, и ощущаю структуру, форму, срастание этих узелков индивидуальности. Созданное мною метасознание обладает подобием единства цели, клубком противоречивых идей и даже примитивным самосознанием.

Вот почему меня так тревожат солитоны. Они проходят сквозь метасознания, как сквозь пустое место, и выходят из них неизмененными. Они ничего не отдают и ничего не берут.

Таков был Санкаран со звездами в глазах, Санкаран–астроном. Впрочем, это рассказ не о нем — он лишь нить в ковре, один из голосов в хоре. Это моя история, и начинается она со времени, когда мне (как мне сказали) было семнадцать.

Первое из моих воспоминаний — огонь. Следующее — две большие сильные руки, гладящие и разминающие меня. И женский голос, который приговаривает: «Ну–ка, вот так, тише…» Я лежал на постели из теплой золы, и острые угольки кололи мне спину.

Я не сохранил воспоминаний о своей жизни до того, как пламя пробудило мою память и личность. То, что я есть теперь, начинается с огня, с женщины по имени Джанани, с летней ночи на дальней окраине городка на востоке Индии. Мои чувства очнулись, светили звезды, и в воздухе пахло жареными семечками кориандра и коровьим навозом, как пахло там почти каждой ночью. Я лежал на койке на заднем дворе дома Джанани. И все, даже мое смуглое тощее тело, было мне незнакомо.