Лучшие годы жизни

– Я всё отлично понимаю, сеньор Полье. – Суарес многозначительно приложил указательный палец к своим губам. Затем он взвесил на ладони кассеты с плёнками с проговорил с заметной грустью: – Нынче всё меньше людей пользуется фотоплёнкой, предпочитают цифровые аппараты.

– Вам не нравится цифровая съёмка?

– А что в ней хорошего? Только необыкновенная чёткость. Но разве в качестве фотографии чёткость играет главную роль? Нет, сеньор, сама плёнка придаёт снимку свой вкус, свою прелесть… Фотоплёнками пользуются всё меньше и меньше. Многие вообще ничего не печатают, рассматривают снимки прямо в компьютере! Это ужасно, сеньор, по-настоящему ужасно! В погоне за новыми технологиями народ потерял чувство прекрасного…

Полётов покинул ателье, довольный тем, что удалось завязать отношения с его владельцем. Юрию нужно было найти несколько мест, которые могли бы в будущем служить так называемыми «почтовыми ящиками», где агенты могли бы оставлять важную информацию для Юрия и его коллег. Мастерская Суареса вполне могла бы служить такой точкой. Надо было лишь приучить хозяина к мысли, что он будет регулярно получать деньги за эту услугу. Не за внимательное отношение к заказам, разумеется, а за хранение пакетов, которые ему будут передавать для журналиста Антуана Полье его друзья. Но всему своё время. Пока Юрий лишь бросил Суаресу наживку. Тот проглотил её.

Деньги! Как легко они цепляют на свой крючок людей, особенно когда они даются без труда…

В «Арагоне» Юрий направился в бар и увидел там Монику.

– Как коррида? Понравилась? – спросила она, ставя стаканы с пивом на поднос.

– Одним словом не ответить, впечатлений много.

– Сейчас я вернусь, – прервала она Юрия и выпорхнула из-за стойки с подносом в руках.

– Скажи, у тебя есть друзья среди этих людей? – заговорил Полётов, едва она вернулась.

– Каких людей?

– Среди тореадоров.

– Да, но я практически не вижусь с ними.

– Моника, я бы хотел познакомиться с ними, – настаивал он, – это очень интересный материал.

– Понимаю. Ты журналист, у тебя ко всему глубокий интерес. Но я не хочу никаких разговоров на эту тему.

На следующий день Полётов приехал к ней домой и принялся упрашивать её с новой силой. Угощая Монику дорогим красным вином, он подкрадывался к ней с разных сторон, с чувством рассказывал о пробудившемся в его душе интересе к этой профессии, пытался внедрить в сердце девушке уверенность в том, что её роль в таком знакомстве имела бы первостепенное значение.

– Помоги мне, любимая, пожалуйста. Ты даже не догадываешься, насколько твоя помощь важна мне. Представь меня кому-нибудь, введи в их круг. Ты знаешь испанцев! Если я появлюсь там как человек от прессы, со мной никто не будет достаточно откровенен. А ты сможешь ввести меня в самую сердцевину.

– Я тебе уже рассказывала, что у меня был парень. Тореро. Он погиб, – Моника замолчала, уставившись куда-то в угол потолка. – С тех пор я никогда не ходила на корриду. И никогда не общалась с его друзьями. Я вычеркнула тот мир из моей жизни.

– Но…

– Не хочу никаких «но»!

– Моника, милая, мы же с тобой прекрасно ладим. Я не прошу тебя ни о чём сложном, мне не нужны никакие рекомендации. Я просто прошу познакомить меня с этими людьми. Так или иначе, но я сделаю это. Сам сделаю, просто у меня это займёт много времени.

Она молчала.

– Дорогая, – снова заговорил он, – я очень прошу тебя… Я познакомился уже со многими испанцами, чтобы понять кое-что… Вы – народ сложный, не любите чужаков. Но когда кто-то приводит в компанию нового человека в качестве своего друга, то навстречу этому чужаку открываются дружеские объятия. Я понимаю, что ты не хочешь ворошить прошлого, но сделай мне одолжение…

– Ладно, – Моника вздохнула, – я познакомлю тебя с Мигелем Марроном.

– Кажется, я видел его на арене.

– Он один из самых популярных сегодня матадоров. У него очень хорошая команда. Он был лучшим другом моего Маноло… А теперь пойди и смой с себя запах стадиона. Я терпеть его не могу.

– Я был на стадионе вчера, дорогая. Я принимал душ и вчера и сегодня утром.

– После этого ужаса трудно отмыться. Иди в душ.

– Ладно.

Когда он вернулся в комнату, Моника стояла у задёрнутого шторами окна. Платье лежало пёстрым ворохом у её ног вместе со скомканными белыми трусиками.

– Иди ко мне, – сказала она и стиснула руками свои груди.

Моника была на редкость хороша в тот день, просто дьявольски хороша. Она никогда ещё не выглядела так чудесно. Юрию казалось, что её тело словно наполнилось чудотворной силой…

До чего прекрасно предчувствие любви! Взбудораженная кровь рвётся наружу, это ожидание не сравнится ни с чем… Но как ничтожно то, что следует за этим ожиданием… Как это Моника сказала однажды: «Когда получаю удовольствие, то получаю его лишь наполовину, ибо слышу, как оно вот-вот закончится»…

– Милая, славная девочка! – прошептал он, отодвигаясь от её пахнущего вином рта. – Нам бы следовало растянуть ожидание по возможности дольше, дабы удовлетворение наступило как можно позже.