Лучшие из нас

Воздух на улице прохладный, чистый, его так приятно вдыхать. Только что наступил октябрь, и трава вокруг церкви Вестре-Акер все еще зеленая, но уже не свежая, поблекшая, мертвая. На могиле бабушки и дедушки вкопаны в землю два горшочка с вереском с сухими лиловыми верхушками. Пол пронесся мимо в своем обычном темпе, но снова начал слабо ощущать апатию и удрученность, мучившие его все утро.

По дороге он стал размышлять о причинах своего подавленного настроения и замедлил шаг, когда спускался с холма на улицу Киркевейен. Возможно, его печалил вид увядающих растений, напоминающих о годовом цикле, что, в свою очередь, наводило на мысли о стареющей маме и о том, что и сам он уже не юн. Но, пожалуй, нет, его мучило не это.

Он снова прибавил шаг, чтобы успеть перейти улицу на зеленый свет. Неужели дело в том, что у Нанны есть мужчина? — спрашивал он сам себя, входя в магазин на бензоколонке, улыбаясь продавщице и платя за три кокосовые булочки, ожидающие его на прилавке, но выходя из магазина, он пришел к выводу, что и не это его беспокоит. Приятель Нанны, по крайней мере до того времени, как Пол с ним познакомится, остается абстрактной теоретической величиной. А на лиц, являющихся абстрактными теоретическими величинами, он не может обращать внимания, особенно в делах любовных. Такие величины имеют значение на его письменном столе, в докладах, в науке, но в отношениях с Нанной они ничего не значат, уверял себя Пол. И он снова пошел очень быстро, длинными пружинящими шагами, энергично и чуть ли не весело размахивая руками.

Вот он уже около маминого подъезда, и все следы уныния исчезли, когда он вставил ключ в замок знакомой обшарпанной двери. Она всегда была выкрашена в синий цвет, подумал он, но в его детстве ее запирали только на ночь (ведь правление жилищного кооператива решило держать дверь на замке всего около десяти лет назад).

Пол входил в эти двери еще до своего рождения. Потом он беспомощным свертком лежал в маминых руках, позже сидел у нее на руках, когда она толкала дверь бедром. Он тяжело взбирался по лестнице, невыносимо долго скользя маленькой ладошкой по перилам, пока мама терпеливо ждала. Перила лестницы сделаны из темного блестящего дерева, а решетка — из железа. Из этого же материала отлиты острые набалдашники, украшающие лестничные пролеты на каждом этаже, и у него засосало под ложечкой при их виде. Ступеньки из пестрого черно-белого терразита, как и всегда, казались похожими на копченую колбасу.

Пол помнит, как стоял рядом с мамой, державшей в руках кучу мешков из гастронома на углу, тянулся к щеколде на синей двери и гордо отпирал ее для них обоих. Он приходил домой из школы с ранцем за спиной, один, вместе с Мортеном, а потом с многочисленными девушками. Он напивался вусмерть, блевал рядом с синей дверью, полз, воняя, вверх по лестнице, надеясь, что мама не проснется (она всегда просыпалась, но никогда его не ругала). В день Того происшествия, в тот день, когда все обнаружилось, он стоял перед этой дверью, рядом с замочной скважиной краска была вспучена, он помнит свою руку на ручке двери, но понятия не имеет, ни как попал сюда, ни как потом поднялся по лестнице к маме.

Пол удивился, что думает о Том происшествии, но не испытывает ни отвращения, ни стыда, только тоску по тому, что находится за этой синей дверью. Вот он стоит, взрослый человек, занимающий ответственную должность, с ключом в руке, он уже вставил ключ в замочную скважину, но еще не повернул его, и его переполняет радость. Затем Пол повернул ключ, опустил ручку вниз и толкнул дверь. Поднимаясь по лестнице, он пытался понять происхождение этой радости, но не смог, как не смог определить причину ранее испытанной подавленности. Нанна, проект, мама. Может быть, все дело просто в желании посидеть в ее пыльной гостиной и поболтать о Нанне. Сейчас он уже многое может рассказать. Это интересно всем мамам — включая его собственную, романтически настроенную:

Она на год младше него, выросла в Хамаре, в доме на две семьи у собора, ее мама — учитель, папа — ревизор. Она говорит на распространенном в тех местах восточнонорвежском языке, но при необходимости может перейти на хедмаркский диалект. От сильного волнения она обычно начинает заикаться. Ее брат только что закончил обучение и стал дантистом, он живет с девушкой, но детей у них пока нет. Основной специальностью Нанны является лингвистика, она также изучала немецкий и английский. Она училась в Тронхейме и снимала квартиру вместе с подружкой из Хамара. После школы, до отъезда на север, год проучилась в Высшей народной школе района Румерике по специальности «драматическая актриса». С восьми лет она поет в хоре. Не любит ходить на лыжах, но хорошо плавает. Она наверняка потрясающе выглядит в купальнике с мокрыми волосами и жемчужинками воды на плечах. О да, он хочет поговорить о Нанне. Но сначала он расскажет маме о проекте. До сих пор это было как-то некстати, но сейчас, сегодня время пришло.