Лучшие Парни (ЛП)

— Что тебе нужно на самом деле? — шиплю я.

Его губы растягиваются в натянутой улыбке.

— Пусть прошлое останется в прошлом.

Я поднимаю бровь.

Он смотрит на отца и понижает голос.

— Я готов не обращать внимания на твою маленькую интрижку с мистером Уилксом, если ты забудешь о моих проступках. Мы можем вернуться к нормальной жизни и мой отец не должен ни о чем знать.

Я моргаю. Он шутит?

— Я могу оценить твой ум лучше, чем кто-либо другой, — продолжает он. — Мы когда-то были друзьями, Рен, и, осмелюсь сказать, я ни разу не осудил ни тебя, ни риск, на который ты пошла. Даже там, в лабиринте. Я хочу сказать, ты высказала свою точку зрения. Теперь ты можешь отступить. Я ценю то, что ты можешь мне дать. Ты ценишь мои деньги. Ясно как день.

Я на самом деле смеюсь. И гораздо громче, чем намеревалась, отчего его лицо заливается краской.

Как прогрессивно с его стороны.

— Мистер Кинг, я предпочла бы думать о своем будущем не как — как вы описали нас в лабиринте — крысы в клетке?

На его идеально точеном лице отражается вспышка страха. Четко. Ясно. Такой же страх я видела на его лице, когда он видел, как больные люди поднимаются из могил, преследуя его.

Склонив голову, изучаю его реакцию. До этого момента мне и в голову не приходило, что нечто столь нелепое может быть его величайшим страхом. И почему? Я чувствую, как в голове начинает пульсировать, словно приближая меня к какому-то открытию.

По коже пробегают мурашки от воспоминаний, которые всплывали в Лабиринте. О том, как Винсент предложил позаимствовать ему моей вакцины от легочной болезни, чтобы протестировать ее на клетках коровьей болезни.

Винсент работал рядом со мной в тот день, когда у одной из крыс проявились первые симптомы болезни. Винсент опрокинул коктейль, которого не должно было быть в нашей лаборатории — и перевернул несколько клеток, позволив крысе убежать. И его исчезновение на следующие три дня, а затем полное изменение его личности и выбора карьеры через два месяца.

Я понимаю на него взгляд.

И осознаю.

Я знаю, что он сделал.

Я открываю рот. Закрываю его. Как раз, когда отец Винсента говорит:

— Николас, я хвалю тебя за то, что ты поощряешь идеалы, к которым стремятся молодые умы. Они редко приносят плоды, но я верю, что они должны самостоятельно понять, что важно. Хорошо, что ты дал выплеснуться страстям мисс Теллур, пока она не изменит свои убеждения.

Я одариваю Винсента улыбкой, которая быстро переходит в ярость. Это не мы с отцом создали болезнь.

Это сделал он.

И если бы я могла, я бы убила его за это.

Вместо этого я сжимаю кулаки и тихо говорю:

— Так же, как прошли страсти вашего сына?

Глаза Винсента вспыхивают, когда его отец поворачивается ко мне.

— Прошу прощения, мисс Теллур?

Я облизываю губы.

— Так вот почему ты изменил решение на счет своей карьеры, Винсент? Из-за того, что ты своей страстью создал в лаборатории? Быть ответственным за создание болезни — это вам не шутка.

— Мисс Теллур, я не понимаю, какое отношение мой сын…

Как человек, который потратил последние несколько месяцев на бег, последнее чего я ожидала, это увидеть, как бежит Винсент Кинг. Особенно от девушки.

Но через десять секунд после моего последнего слова и вопроса дяди Николаса: «Это правда, мистер Кинг?», Винсент покраснел как пылающий закат и бросился к двери.

Но там его останавливает констебль.

— Подожди-ка минутку, друг.

Винсент бросает на нас дикий взгляд, словно загнанный зверь, и я понимаю, что мне это не должно доставлять удовольствие, но доставляет. Болезнь, которую он случайно распространил, убивает мою маму, и я могу это доказать. Я бы поставила на это свою стипендию.

— Мисс Теллур… Рен, — говорит Винсент. — Ты должна понять. Я просто возился с кое-какими тестами. Я подумал, что мы могли бы понаблюдать, что он сделает с крысами. Я не собирался освобождать одну из них.

— Рен, иди, готовься к вашей с Селени праздничной вечеринке, — говорит дядя Николас. — Думаю, нам с Кингами нужно поговорить.

Я киваю. И даже не бросив на Винсента более ни единого взгляда, поворачиваюсь к нему спиной и выхожу за дверь.

Глава 26

— За победу Рен! — провозглашает дядя Николас. — И за Селени!

— За Рен и Селени! — восклицают гости.

Их приветствия сопровождаются звоном бокалов и трелью музыкальной серенады, за которыми слышен звук пробок, выскакивающих из башни золотых бутылок, пока официанты подносят дорогие напитки каждому взрослому в этой комнате.

— Чтобы все были покладистыми, — хихикает Селени. — По крайней мере, так говорит мама. Но думаю, это больше для успокоения ее и отца, потому что, судя по тому, как они себя ведут, можно подумать, что сам король Франциск должен явиться, — она заговорщицки понижает голос, играя рукавом голубого платья с оборками. — Я даже слышала, что, возможно, ей придется приложиться к папиному нюхательному табаку, чтобы пережить это — и отец не спорил. Он просто нервничал и поставил дополнительных наемных охранников у всех дверей наверху и по периметру дома, на случай, если вспыхнет бунт.