Лучшие уходят первыми

Сон мой был больше похож на обморок. Время от времени я приходила в себя, приоткрывала глаза и видела Савелия в кресле, читающего журнал. Лицо у него одухотворенное, губы вытянуты в трубочку, что служит признаком интеллектуальных усилий. Слезы наворачивались у меня на глаза, и я снова впадала в сон, похожий на обморок.

Савелий – настоящий друг! Единственный настоящий друг. Больше у меня никого нет. Савелий и Майкл Винчестер. А Шлычкин… предатель! А я навоображала себе… Боже, какая дура! Да у него вместо сердца сейф с деньгами! А Колька Башкирцев – фат и бабник. И только косноязычный интеллектуал Савелий Зотов, при взгляде на которого я с трудом удерживаюсь от смеха, настоящий и надежный друг. Рыцарь без страха и упрека. Я вспоминаю Людмилины слова о статусе. Не только статус… Я пытаюсь поймать ускользающую мысль. Не только статус… еще и пожалеет… скажет: ах ты, моя дуреха… обстругает гладенько доску и освободит от домашней работы… чтобы я могла… рисовать… При всей их твердолобости, бесчувственности, невнимательности… в каждом из них есть что-то… что-то от Майкла Винчестера… крупица, зернышко, крошка… рыцарства и благородства!

А что, если… Я исподтишка рассматривала Савелия.

Видение Савелия в рыцарских доспехах на белом коне, с развевающимися жидкими косицами волос появилось перед моими глазами… Я засмеялась и снова провалилась в сон-обморок.

Глава 27 Ночные приключения

Почему кладбище? Где Марина? Почему она бросила машину?

Ни до чего путного не додумавшись, Коля, обливаясь холодным потом и подвывая от ужаса, искал запасные ключи от Марининой машины.

– Ее вызвали, она поехала на машине… – соображал он. – Ее вызвали как-нибудь… угрожая… а потом… украли!

Брошенная около кладбища машина, целый день беготни и ожидания звонков, страх за жену – все это навалилось на Колю непосильным грузом. Он отпил водки из бутылки, к которой прикладывался время от времени.

– Марина на кладбище! – вдруг понял он. – Ее затащили на кладбище! Как Герасимову… Сатанинская месса!

Он выскочил в коридор и помчался вниз по лестнице, перескакивая через несколько ступенек зараз. Двумя этажами ниже остановился и побежал обратно. Смерчем пролетел по квартире, ворвался в спальню, схватил с подзеркальника Маринину шкатулку с украшениями и опрокинул над кроватью. Из кучи разнокалиберных брошек, кулонов и цепочек выгреб большой серебряный крест на массивной цепи, надел на себя, не расстегивая замочка, с трудом просунув голову. Заскочил на кухню за недопитой бутылкой водки, сунул в карман и стремглав вылетел из квартиры.

Машина действительно стояла на месте, указанном полицейским патрулем. Коля без труда открыл ее, уселся за руль и закрыл глаза, набираясь решимости. Допил водку, спрятал пустую бутылку под сиденье и с трудом полез из машины.

Цепляясь за колючие гибкие плети, он вскарабкался на полуобвалившуяся кладбищенскую ограду и спрыгнул по ту сторону. Глубокая вязкая тишина навалилась на него, ему показалось, что он упал в колодец. Луна спряталась в голубоватом облачке с сияющими серебристыми краями, и наступила кромешняя темень. Луч фонарика уперся в живую изгородь из тесно переплетенных плетей ежевики и терновника, в высокие крепостные стены густейшей крапивы. Коля сделал нерешительный шаг, один, другой, и медленно пошел вперед, продираясь через дикие заросли, чертыхаясь и уворачиваясь от ядовитой крапивы.

Потревоженные Колей растения одуряюще благоухали, потянуло запахом сырой земли и влаги, колючие ветки акаций, как сильные гибкие руки, цеплялись за его длинные волосы. А он шел. Вдруг дурным голосом ухнул филин, именуемый в простонародье пугачом, и в тот же миг Коля ударился лбом о перекладину металлического креста. Удар был так силен, что искры посыпались у него из глаз. Он без сил опустился на могильную плиту, привалился к кресту-обидчику и закрыл глаза. Потер наливающуюся болью шишку на лбу.

– Марина! – позвал Коля. – Где ты? Марина?

Ему показалось, что его окликнули – тонкий серебристый женский голос прозвенел в ушах. Он встрепенулся и стал напряженно слушать тишину. Ничего!

Помогая себе руками, Коля встал с могильного камня и побрел в глубь кладбища. Он продирался сквозь дикие заросли, хватаясь для устойчивости за памятники, и звал жену. Слезы текли по его лицу. Он влетал в провалившиеся могилы, больно ударялся коленями, с трудом поднимался на ноги. Липкая потревоженная паутина опускалась на его лицо, и он, содрогаясь, сдирал ее свободной рукой.

На кладбище было пусто и темно. Не выли собаки, не горели костры, не справляли мессу сатанисты.

И вдруг прямо над ним снова ухнул дурным голосом филин. Коля шарахнулся в сторону и споткнулся о низкую чугунную ограду. В этот самый миг плененная луна вырвалась на свободу и залила мертвенным голубым сиянием черные кипарисы, заросли крапивы и старинные мраморные кресты.

И Коля увидел, что на черной мраморной плите лежит женщина!