— Принесите девушке теплого молока и белую булку в комнату, — решил за меня жених.
— Принесите девушке… — перебила я с деловым видом, — что у вас там сегодня есть?
— Жареные свиные ушки и гречневая каша со шкварками, — отрапортовал хозяин.
— Прекрасно, — кивнула я. — Несите. И молока с булкой тоже.
Таверна утопала в полумраке. Вместо магического освещения, как часто случалось в глухих провинциях, горели чадящие свечи. По деревянной лестнице нас проводили на второй этаж и подвели к нужной двери. Чадящую свечу в медном подсвечнике поставили на полочку, залитую воском. С первого раза не попав в замочную скважину ключом, Калеб зажег голубоватый светляк, мигом озаривший коридор. Дверь раскрылась с таинственным скрипом. Некоторое время мы стояли плечом к плечу и призрачном свете, похожем на лунный, разглядывали небольшую, довольно опрятную комнатушку на двоих. Кровать тоже была одна на двоих.
— Ненавижу спать у стены, — проговорила я, прикинув, что стратегически хуже, если девушку припирают к стенке.
— Тогда ложись с краю, — покладисто согласился Калеб.
Поразительно быстро найдя взаимопонимание в самом важном вопросе, мы решились войти, и в первый момент я не понимала, куда себя пристроить. Казалось, что мужчина занимал почти все пространство: как не повернись, обязательно на него наткнешься. Он-то трудностей с делением общей жилплощади не испытывал и точно не вздрагивал, когда мы сталкивались локтями, плечами или притирались спинами.
В конечном итоге верхняя одежда все-таки повисла на крючках, приколоченных к двери. Я плюхнулась на стул и снова обновила заклятье на рукаве. Когда пришла моя очередь приводить себя в порядок, принесли ужин.
— Грязную посуду потом выставите на дверь, — велела подавальщица и спрятала в карман фартука врученную монетку.
Поднос со скворчащей сковородкой и глиняным горшком каши лег на стол. Тарелок нам не предложили. Умывшись, я уселась напротив Калеба и взялась за вилку.
— Ты действительно будешь есть уши свиньи? — все ещё не верил он, что благородная девица с высшим магическим образованием способна угощаться едой батраков.
— Это же не крысиные хвостики, — пожала плечами.
Обжигая губы огненным маслом, положила в рот сладковатый хрящик и принялась со вкусом жевать. Калеб следил за трапезой с такой миной, будто ему было меня очень-очень жалко.
— В Даймране вас плохо кормили?
— Нормально, — с трудом подавив улыбку, ответила я и кивнула на стакан с молоком, покрытый куском ржаного хлеба: — Съешь булку. Не стесняйся.
— Можно подумать я никогда не пробовал простецкой еды, — презрительно буркнул он и с излишней решительностью подцепил кончиком вилку полупрозрачный кусочек, хорошенько прожаренный с луком. Где-то на полпути ко рту эта самая решительность столичного гурмана покинула. Вместо того, чтобы есть кусок свиного уха, он принялся его разглядывать на свет, словно проверял степень прожарки по прозрачности.
— Что ты его гипнотизируешь, — хмыкнула я, — клади в рот.
— Эннари, я должен признаться, — быстро проговорил он. — Я так и не написал завещание, поэтому проследи, чтобы некроманты никогда не добрались до моего тела. Можно на тебя рассчитывать в этом вопросе?
— Да, я попрошу, чтобы тебя кремировали, — мрачно пошутила я.
— И пусть это совсем не застольный разговор, но заранее благодарю!
Он сунул кусочек в рот и замер.
— Как? — не скрывая иронии, уточнила я.
— Неплохо, — промычал он, практически не разжимая губ.
Потом начал возить языком туда-сюда, как леденец, и в конечном итоге после долгих раздумий проглотил цельным куском. На горле мучительно сократился кадык.
— Ты дышать-то можешь или уже пора вызывать могильщика? — на всякий случай уточнила я. — Не переживай, куплю тебе саму красивую погребальную урну. Какую хочешь: в красную с ромбиками или черную с золотыми полосками?
— Я лучше попью молока, — прохрипел Калеб и залпом выхлебал молоко. — Поверить не могу, что ты ешь эту гадость. Ты знаешь, мне в голову пришло. А какое же кофе ты пьешь, Эннари? Мы с тобой ужинали, но ни разу не завтракали. Черный, как деготь?
— Угу, — промычала я, почему-то не желая признавать, что даже суровые темные чародейки, спокойно расправляющиеся с гречневой кашей и шкварками, любят забеленные напитки, подслащенные медом.
Выставив поднос и заперев дверь, Калеб стянул с ворота шейный платок, бросил на стул жилет и, усевшись на кровать, избавился от обуви. Кода он занял свою половину, отодвинувшись подальше к холодное стене, я легла на край, прижалась щекой к подушке. Полупрозрачный огонек погас, комната погрузилась в темноту.
Посреди матраца обнаружился глубокий, как сартарская впадина, провал. Неизбежно мы скатились в дыру, хотя оба старались зацепиться на простыню на своих краях. Чуть не уткнулись нос к носу и уставились друг на друга через темноту. В голове появилась идиотская мысль, что мятный зубной порошок, стоявший на полочке умывальника, показался не очень-то мятным, когда я перед сном почистила зубы.
— Так… — пробормотал Калеб и начал разворачиваться.