Лучший день в году

– Не вопрос, гражданочка начальник, – беззубо оскалился Хава. – Илюху в восьмую палату перевезли из операционной. Небось уже проснулся, жрать хочет…

Жрать, как выразился Хава, Илье вряд ли разрешат еще пару дней, а вот говорить не запретят. Копылов решил навестить его сегодня ближе к вечеру. А сейчас были дела поважнее.

Деда с внуком следовало срочно доставить в отдел для протокольного допроса. Нет, он ничего такого не имел против них. Так, небольшие подозрения. Убит все-таки не Илья, а его дружок-собутыльник. За что убит, тоже вроде бы не тайна за семью печатями. Дождался, пока Илью с приступом оттащит на себе Хава в больничку, и начал шарить по его дому. Деньги искал или водку, теперь уже не узнать. Видимо, нашел, раз его убили. И того, что покойный Сопун нашел, в доме не оказалось. Будто у Ильи никогда не было ни рубля, ни единого грамма спиртного. А такого что? Правильно, быть не могло. Надо искать убийцу среди местных алкашей.

– Вы сейчас куда, Александр Иванович? – спросила его Светлана, когда он попросил остановить дежурную машину у одного из проулков, ведущих к его дому, где во дворовой ракушке томилась его машинка.

– Я? – Он удивился. – На адрес мне надо.

– Можно мне с вами?

Пока спрашивала, успела спуститься на ступеньку и, конечно, не видела, как за ее спиной делали огромные глаза опера с водителем. И еще пальцы большие оттопыренными от кулака ей в спину показывали. И еще кое-что, уже для Копылова, добавляли. Последние жестикуляции ему не понравились, и он нахмурился.

– Зачем? – сдвинул он брови, рассматривая носы ее туфель без каблуков.

Двинуться взглядом выше, до кромки ее юбки, он не решился. Она его очень волновала, очень. Если бы тут сейчас был Степка, он сразу бы все понял. И тогда конец! Тогда Степка резво кинулся бы устраивать его личную жизнь, изводя и Светлану и Копылова недвусмысленными намеками. Он бы смущался, смущался, да и отступил бы.

А она его волновала!

– Мне надо кое-что уточнить, – настырно стиснула губы Светлана. – Вы ведь сейчас собираетесь забрать свою машину?

– Да.

– А потом на адрес?

– Так точно. – Он со вздохом мысленно послал всех весельчаков, скалящих зубы Светлане в спину.

– Я с вами, – она спрыгнула на землю с последней ступеньки, громко хлопнула дверью и шагнула следом за ним на тротуар. – У меня к вам несколько вопросов, Александр Иванович.

– Ну что же, – он приглашающее повел рукой в проулок. – Спрашивайте.

Оказалось, она многое поняла из его хмурого молчания.

– Вы ведь не просто так перепугались, что ваш бывший свидетель может оказаться мертвым? – задала она первый вопрос, шагая с ним почти в ногу – широко и споро.

– Да, – кивнул он, краем глаза наблюдая за движением ее коленок.

– Почему?

– Ну…

– Дело же было раскрыто?

– Это было самоубийство.

– Самоубийство?

Она чуть приотстала, видимо с недоумением рассматривая его спину, обтянутую совсем не новой, чуть полинявшей на спине форменной рубашкой.

– Да.

– И кто же этот самоубийца? Ведь то дело восьмилетней давности вас тогда сильно зацепило, я права?

– Да, – Копылов вздохнул. – Сильно зацепило.

Она поравнялась с ним, и он теперь слышал тонкий запах ее горьковатых духов.

– И чем?

– Повесилась молодая красивая женщина, осиротив десятилетнего сына и оставив вдовцом мужа.

– Опа! И почему она это сделала, установили? – ахнула Светлана, чуть запыхавшись от его скорого шага. – Ее довели?

– Нет. Мы не установили этого факта.

– Что же тогда?

– Муж застал ее в загородном доме с любовником. Вернее, любовника уже не было, он уехал. А она была голой на скомканных простынях. Они повздорили. Он высказал ей все, что о ней думает. Надавал пощечин. И уехал. А она пошла в сарай на краю участка. Прямо голой пошла из дома по снегу, с веревкой в руке. И повесилась со второй попытки.

– Как это?! – ахнула Светлана, останавливаясь возле его машины с пассажирской стороны.

– Первый узел развязался, и она сорвалась с петли, сильно разбилась, до крови, – вспомнил он осмотр тела. – Так она вторично завязала узел и снова полезла.

– Второй раз удачным оказался? – Светлана вдруг так печально сложила ротик, что ему ее сделалось жалко.

– Да.

– И что же потом?

– А потом было все страшно.

Копылов отпер машину, распахнул дверцы, чтобы проветрилось. И чтобы они не прилипли сразу к раскаленным сиденьям.

– Потом приехали в дом артисты, планировался праздник – это было Рождество.

Он понаблюдал, как она трогает ладошками горячую обивку сиденья, потом осторожно садится, придерживая юбку и задерживая дыхание. Расправляет ее на коленках, вытягивает ноги, выдыхает. Грудь ее снова показалась Копылову очень крепенькой. И ему снова захотелось потрогать эту женщину. Руками, губами, языком.

Размечтался! Идиот! Такая женщина не для него. Для него – алчные голодные толстушки, скучающие в баре за бокалом пива. И ждущие, что их угостят старые холостяки, а потом отведут к себе домой.

– И что дальше? – подергала она его за короткий рукав рубашки, когда он уселся.

– Приехали артисты, гости, потом муж с ребенком. Стали ждать маму и жену.