Лучший друг

Что-то в ту секунду у Егора защемило внутри. Он не воспринял это как нечто само собой разумеющееся, а как очень странный позыв, которого, как он думал, быть не должно было. Вспоминались слова брата, от чего ему стало еще обиднее. Он сделал себе кофе, сел перед окном и закинул ноги на подоконник.

В душе он почувствовал, что его образ становится больше поэтическим, нежели достойным простого романа о космических приключениях, постер о которых висел на стене и героем которого он себя ранее воспринимал. Он отважно принимал такое одиночество и отстраненность, невольно улыбаясь, но на глаза почему-то накатывались слезы. Кофе дал ему сил на то, чтобы не вскрикнуть от обиды в один момент. Закрыв глаза, он ощутил, как что-то колет под веком. Ему стало плохо, и, понимая свое положение как не самое приятное, которое он не исключено, что надумал, Егор погрузился в себя.

– Испугался… Собственной, блин, слабости. Ничего, – он пододвинул к себе чашку кофе и до дна выпил ее содержимое, – я еще стану настоящим героем, вот увидите.

– Сам с собой говоришь? – спросила Лера.

Егор резко повернулся и увидел то, от чего покраснеть было даже не стыдно. Высокая девушка, почти под стать старшему брату, стояла в одних шортах и бюстгалтере. Она лениво потирала глаз и поправляла растрепавшиеся за ночь короткие, восхищавшие не раз Егора волосы. Она накинула на себя легкое полотенце, умело прикрыв красивые, округлые груди.

– Возможно, дело это не мое, но я знаю, куда вы собираетесь. Лёша все рассказал. Видимо, он ко мне привязался, даже слишком…

– Да знаем мы, почему он к тебе привязался, – обиженно ответил Егор и отвел жадный взгляд в сторону окна.

– Меня это не волнует. Интересует его мое тело или я… Неважно, – она положила руки на доски и опустила взгляд. – Я вижу по тебе, что ты будто бы себя коришь из-за меня.

– Не из-за тебя…

– Не ври мне. Я всегда знала тебя лучше даже, чем твой брат. Вспомни, как ты открылся мне тогда.

В глаза снова ударила жгучая боль. Случай, которому почти полгода, всплыл в памяти Егора как воздушный круг, вдруг поднявшийся со дна бассейна со стремительной скоростью…

Зеленая Свислочь медленно текла по своему желобу, принимая тонны послевоенных отходов в свой бездонный, и без того настрадавшийся от токсинов водный резерв. Егор стоял у ограды и смотрел вниз, наблюдая за бултыхающейся канистрой от антифриза. Рядом была Лера, которую подкупила атмосфера грязного, серого города. Единственное, что ее удерживало от ухода домой, – это Свислочь и ее манящая запущенность.

– Я это мало кому говорил, – начал Егор.

– Тогда зачем говорить мне? – без интереса отвечала Лера, слегка напрягшись.

– Потому что я тебе доверяю, – говорил Егор, уверенный, что его искренность подкупит ее.

То было еще время, когда он не принимал ничего вокруг. Нигилизм вырос в нем уже давно, а апатия, подобная сухому дереву в пустыне, пускала свои корни в почву сознания. Ни капли не волнуясь по этому поводу, он улыбался и смотрел на текущую Свислочь, но кое-что его напрягло. Это было тем, что он давно вынашивал и сейчас хотел сказать ей.

– Я мало кому могу открываться, так что в твоем случае я переступаю через собственные убеждения.

– Поверь, ты не вызовешь у меня больше симпатии к тебе, если откроешься, – ответила Лера, уловив ход его мыслей.

– На самом деле, я очень привязываюсь к людям. Раньше я это чувствовал лишь к брату, а теперь у меня есть друзья, клуб «Вино и водка», учителя. Может, я не особо и привязан к тебе…

– Слава богу.

– …но ты являешься тем, кто почему-то вызывает у меня чувство доверия. Как ты отреагируешь, если я скажу, что Егор Постулатов далеко не тот нигилистичный засранец, которого ты видела в начале нашего общения?

– Приму как данность, – все так же отвечала Лера.

– Но… Тебя не волнует это ни капли? Я поменялся из-за тебя…

Она промолчала. Ей было тяжело с ним говорить. Даже Егор чувствовал какой-то дискомфорт от общения с ней. С того дня людям открываться стало еще труднее. Однако, несмотря на безразличие в отношении щуплого, неказистого и какого-то по-детски максималистичного Егора, что-то в его словах задело дальнюю, очень тонкую струнку души Леры, которая, пожалуй, есть у многих, но ее трудно нащупать. Эта струна колыхнулась, и Лера, сама того не ожидая, чуть улыбнулась, проникнувшись к нему.

В тот момент Егор уже отчаялся и разочаровался в их отношениях. Он понимал, что ей он давно не нравился, как, наверное, и никогда ранее. Собственно, и его самого она не то чтобы сильно манила, однако роскошная прическа, будоражащее юношеское тело и игривый характер его цепляли, и за эти жалкие моменты он держался из последних сил.

Тогда Лера подошла к нему и обняла, не сказав ни слова. Сам того не понимая, Егор почувствовал, что то было искренне. С того дня они больше не гуляли, а лишь перебрасывались фразами в течение почти полугода.