Лучший друг Бога

Его покоробило от представлений, в которых он узнал расхожий стереотип: обыватели стали относиться к психоаналитикам из Санатория со смешанным чувством страха и преклонения, как будто Санаторий представлял собой какой-то храм, в котором психоаналитики были жрецами. Как будто они занимаются какой-то ритуальной бредятиной, а ведь на самом деле работа ведется строго научно, в лучших традициях психоанализа.

— Не забывайте, мистер Коутс. — Мальпарто нахмурился. — Я смогу вам помочь, только если вы этого захотите.

— Сколько это будет стоить?

— Нужно выяснить, какой у вас доход. Стоимость лечения определят, исходя из вашей платежеспособности.

Весьма характерно для учения МОРСа, — извечная бережливость протестантов. Ничего не следует тратить впустую. Всегда нужно хорошенько поторговаться.

Голландская реформатская церковь жива даже в душе этого беспокойного еретика… мощь несгибаемой революции, положившей конец эпохе Расточительства, уничтожившей «греховность и коррупцию», а вместе с ними досуг и душевный покой, способность посидеть просто так и ничего не брать в голову.

«Интересно, как жилось тогда?» — подумал Мальпарто. В те дни, когда дозволялась праздность. В каком-то смысле это был золотой век, и в тоже время существовало странное смешение, удивительный сплав свободы эпохи Возрождения с ограничениями эпохи Реформации. В душе каждого человека жило и то, и другое — два начала в борьбе друг с другом. И в конце концов голландские проповедники, вещавшие об адском пламени, одержали победу…

Мистер Коутс сказал:

— Давайте поглядим на лекарства, которые вы тут применяете. И на ваши световые и высокочастотные новинки техники.

— Всему свое время.

— Господи, мне нужно дать ответ миссис Фрост не позднее субботы.

— Посмотрим на ситуацию здраво. Мы не добьемся никаких значительных изменений за сорок восемь часов. Мы исчерпали запас чудодейственных средств несколько веков назад. Нас ожидает долгий трудоемкий процесс, перед нами множество препятствий.

Мистер Коутс нервно зашевелился.

— Вы считаете, что в центре всего — насмешка над статуей, — сказал Мальпарто. — Давайте от этого отталкиваться. Что вы делали перед тем, как вошли в Парк?

— Я навестил друзей.

Мальпарто уловил что-то в тоне пациента и спросил:

— Где? Здесь, в Новейшем Йорке?

— На Хоккайдо.

— Разве там кто-нибудь живет? — Мальпарто был искренне удивлен.

— Несколько человек. Они не живут подолгу.

— Вы и раньше там бывали?

— Время от времени. Я ищу идеи для пакетов.

— А что вы делали до того?

— Почти весь день работал в агентстве. Потом мне стало… скучно.

— Вы отправились на Хоккайдо прямо из агентства?

Пациент чуть было не кивнул в ответ, но потом на лице его возникло какое-то непонятное выражение.

— Нет, я немного прогулялся. Я забыл об этом. Как мне теперь припоминается, я зашел… — Он замолчал надолго. — В военторг. Чтобы взять пива 3,2. Только зачем мне понадобилось пиво? Я не особенно его люблю.

— Что-нибудь произошло?

Мистер Коутс пристально посмотрел на него.

— Не помню.

Мальпарто сделал пометку.

— Я ушел из агентства. А потом все события как облаком закрыло. Полчаса, не меньше, будто провалились.

Мальпарто поднялся на ноги и нажал на кнопку селектора.

— Будьте добры, попросите, пожалуйста, зайти ко мне двух невропатологов. И пусть нас никто не беспокоит, пока я не дам знать, что свободен. Отмените встречу со следующим пациентом. Если появится моя сестра, я хотел бы с ней повидаться. Да, пропустите ее. — Он отключил селектор.

Мистер Коутс взволнованно спросил:

— А что теперь?

— Теперь исполнится ваше желание. — Он отомкнул дверцу шкафа с оборудованием и принялся доставать приборы. — Лекарства и новинки техники. Попробуем копнуть поглубже и выяснить, что произошло с того момента, как вы вышли из агентства, до времени, когда вы очутились на Хоккайдо.

Глава 9

Его угнетала тишина. В Моджентлок-Билдинг никого больше не было, он один трудился в толще колоссальной гробницы. Небо на улице затянуло облаками. В восемь тридцать он сдался.

В восемь тридцать, а не в десять.

Он закрыл ящики стола, вышел из агентства и направился вдоль улицы по темному тротуару. Вокруг ни души. Все дорожки пусты: воскресным вечером здесь не увидишь людей, потоком устремляющихся домой с работы. Только очертания жилищных секций, закрытые военторги, недружелюбное небо.

Занимаясь историческими исследованиями, он узнал об исчезнувшем явлении, о неоновых рекламах. Теперь его обрадовало бы появление хоть нескольких вывесок, которые нарушили бы однообразие. Ослепительно яркий вихрь реклам, объявлений, мигающих надписей навсегда ушел из жизни. Все это выброшено на свалку, будто кипа выцветших цирковых афиш; история перетолчет их в кашу, а на новой бумаге напечатают учебники.

Он шел по дорожке, не видя ничего, и вдруг впереди засветились огоньки. Его потянуло к свету, и через некоторое время он очутился возле приемной станции автофакта.