Лучший друг девушки

– Да... конечно... мужчины – крупные специалисты оставлять после себя впечатления, которые намного переживают их обещания. – Она пристально посмотрела на племянницу. – Никогда бы не подумала, что ты способна на такое. Ты всегда казалась мне из тех, кому палец в рот не клади. Точь-в-точь, как моя Камилла. Та мужиков перепробовала, как соленых огурцов у хорошей хозяйки в бочке, но к двадцати одному году уже была замужем, а к тридцати имела четверых прелестных детей и обожающего мужа. К слову сказать, я сама была на втором месяце, когда вышла замуж за ее отца...

Роз взглянула на безмятежно-невозмутимое лицо своей тетки и расхохоталась.

– Тебе необходимо развеяться, – мягко, но настойчиво сказала Диана. Отец выглядел совсем мрачным, особенно после того ужасного дня. Слава Богу, что они уже уезжают. Она с трудом сдерживалась, так как все здесь было ненавистно ей. Эти жадно-любопытные взгляды, эти перешептывания за спиной, эти глаза, избегающие ее глаз. Билли, казалось, ничего не замечал, но он привык, что на него постоянно пялятся и обсуждают его за спиной. Диана в своем желании во всем походить на мать гналась только за внешним сходством, совершенно не понимая сути того, чему стремилась подражать: смотрела, но не видела, что происходит вокруг нее, неверно все истолковывая. И обычно больше молчала, чем говорила. Но в данный момент она продолжала: – Все это слишком тяжело сказалось на тебе, хотя держался ты отлично. Почему бы тебе не поехать к нам и некоторое время не пожить у нас, пока все снова не войдет в норму? Вот увидишь, дней через девять всю твою душевную тяжесть как рукой снимет.

– Мне тоже не хочется здесь оставаться дольше, чем необходимо, – заверил ее Билли. Возвращаться сюда у него тоже не было никакого желания. Имя Рэндольф и все, что с ним было связано, уже сделалось для него прошлым, о котором следовало просто забыть. Но главное: постараться забыть ее. Предавшую и унизившую его в миллион раз хуже, чем его пустяковые измены. А чего же она еще хотела, если так ненавидела секс? Чтобы он в угоду ей отрезал себе пенис? Секс был ему необходим как воздух: и не просто секс, а много секса, разнообразного, многостороннего и частого. То, чего Ливи никогда не могла понять. Он же постарался сторицей возместить ей свои измены. Как из рога изобилия осыпал ее нарядами, драгоценностями, домами, дал ей титул, блестящее положение в обществе. Каким образом, интересно, могла бы она все это получить, не снабжай он ее деньгами? Из года в год она тратила на себя миллионы, а он хоть раз упрекнул ее за это? Нет, с этим теперь покончено навсегда.

Главной душевной его болью теперь сделался Дэвид и незнание, как поступить с ним дальше. Все его усилия в этом направлении оказались напрасными. Дэвид больше не был прямым его наследником. Да и как он мог им быть? Порченый! К тому же с ограниченным сроком жизни. Все эти годы Билли вколачивал ему в голову, что он должен сделать так, чтобы имя Банкрофтов было выбито в граните на скрижалях вечности, основав династию, которая просуществовала бы по меньшей мере тысячу лет. А теперь ему самому отпущено как максимум лет десять.

Архиважно на данном этапе было сохранить тайну, чтобы никто не прознал о спиде в семье Банкрофтов. Для этой цели он придумал следующую легенду: у Дэвида неожиданно воспалился зуб, для удаления которого потребовалась внешняя операция, что удовлетворительно объясняло скрытую под пластырем почти половину его лица; так как выглядел Дэвид до неузнаваемости бледным и осунувшимся, последнее обстоятельство давало повод заявить, что он нашел силы присутствовать на похоронах матери и до конца исполнил перед ней свой сыновний долг. Неудивительно, что ему было высказано не меньше сочувствия и сострадания, чем отцу, особенно женщинами, и то, что его видели на похоронах, перекрывало всякое злословие и сплетни.

Уже в конце того ужасного дня Билли не сомневался, что ему удастся пережить и Ливи, и злобно-мстительное ее завещание. Незаметно и без нажима он начал потихоньку манипулировать ситуацией, пустив в качестве затравки неблаговидный слушок, что его жена была не в себе, когда составляла это дурацкое завещание. Сами понимаете, вся эта химиотерапия, бесконечные наркотические препараты... «Оно и понятно, почему она вдруг ни с того ни с сего сделалась такой странной!» – услышал Билли за своей спиной приглушенный разговор двух женщин. Эти слова живительным бальзамом окропили его самолюбивую душу. Занялся он и Розалиндой, пустив в оборот россказни о ней, – о дурном влиянии на болезненное в них восприятие своей матери, о необоснованной ненависти к нему и о черной зависти, буквально снедавшей ее.

Это ей-то строить мне козни! – посмеивался про себя Билли. Кишка тонка! Он этим занимался, когда ее и на свете-то еще не было! Господи, чего он только не придумывал! Всю свою жизнь умело манипулировал так называемым общественным мнением, топя ненужных и поднимая на щит нужных ему людей. И главной разменной монетой во всех этих махинациях ему исправно служили человеческие слабости и пороки.