Первый день уходит в пустоту, его как будто вырвали прочь и даже не осталось четкого воспоминания. Я проснулась, не застала Вадима, который уже уехал, была в студии, потом ужинала с Тамарой в кафе, вернулась домой. Заметила вставленное окно. Огромных букет чайных роз в вазе. Заснула.
Чек.
На второй день я просыпаюсь слишком рано. И вдруг отчетливо понимаю, что не хочу, чтобы он стал таким же, как вчерашний. Автоматический, тупой… Я запрещаю себе много думать, чтобы не плодить голоса в голове, а из других перспектив – лишь рутина, забить сутки делами и перепрыгивать со строчки на строчку в планере.
Нет, так тоже не хочу. И спать не могу.
Такое ощущение, что все умеют веселиться кроме меня. Что Кирилл, что Вадим… Целые схемы и спектакли. Браво!
Я умываюсь и накидываю пальто прямо на атласную пижаму. Можно подумать, что на мне костюм с восточными нотками, да и мне плевать. Я смотрю в зеркало и остаюсь довольна, наношу лишь легкий блеск на губы и сбиваю прическу, заостряя локоны. Потом сажусь в машину и завожу мотор. Только сейчас замечаю, что бороздки от его тяжеленных колес тоже исчезли. Газон смотрится как новенький, хотя я неплохо по нему “потопталась”, когда Вадим занял всю парковку.
– Очень странная реакция на развод, Вадим, – усмехаюсь я, пытаясь поймать ироничное настроение, оно сейчас чертовски поможет. – Прям от обратного.
Но он начал с мелких деталей, исправляет пока их, надеясь постепенно дойти до главного. Я слишком хорошо знаю своего мужа. То есть бывшего мужа. Я снимаю обручальное кольцо с пальца и бросаю его в ячейку, где у меня валяется мелочь. Самое место, как показало время. А потом выезжаю со двора и еду в центр города. К тому стальному созвездию, которое обозначает нулевой километр.
Почему бы нет? Почему бы не оттолкнуться от нуля, от чертового начала… Только сыграть по-другому.
Девушка на ресепшене оказывается сговорчивой, и я спокойно поднимаюсь на третий этаж. 326 номер, я запомнила, хотя переписки нет под рукой, и проверить никак. Я подхожу к черной двери и напористо стучу, понимая, что придется будить. Вскоре повторяю и тогда слышу мужские шаги, которые неровной походкой, но все же приближаются.
– Какого… – Кирилл не договаривает, потому что раскрытая дверь показывает меня.
Он пару секунд смотрит на меня, пряча удивление, и беспокойно проводит широкой ладонью по волосам, собирая густую челку назад. На нем лишь потертые джинсы, которые кое-как держатся на нем, не застегнутые до конца. Я вхожу и чуть замедляюсь, когда до его обнаженного торса остается несколько сантиметров. Кирилл запоздало реагирует и отклоняется в сторону, давая мне дорогу.
– Что-то случилось? – наконец, спрашивает он.
– Случились тридцать процентов, – я оборачиваюсь и смотрю на него. – Почему так мало, Кирилл? Почему не всё?
Он как-то обреченно кивает и закрывает дверь уверенным толчком, после чего выпрямляется во весь рост. Его красивое, идеальное до невыносимого предела тело говорит за него. Я замечаю как напрягаются его плечи, налитые мускулы проступили сильней и стянули миндального цвета кожу, острый подбородок стремится к груди, а в глазах нерв.
– Жалко я не видела, как вы торговались, – я снимаю пальто и бросаю его в кресло, правда, чуть промахиваюсь, и оно соскальзывает на пол. – Я бы посмотрела.
– Мира…
– Я не люблю нечестные сделки. Может, я ошибаюсь и это, наоборот, слишком много. Ты же не видел, что покупаешь, в том зале было так темно.
Кирилл делает шаг ко мне, улавливая, что я не замолчу просто так. Слушать его я тоже не собираюсь, поэтому он уже тянет руки. Но я пячусь от него и одариваю чистым холодом во взгляде, который его тут же тормозит. Кирилл опускает руки и сжимает кулаки до побелевших костяшек от бессилия.
– И мне двадцать восемь. Девять лет прошло, Кирилл, мое тело изменилось. Вдруг разочарую? Столько денег впустую, – я качаю головой, показывая фальшивое переживание. – Тебе стоило договориться с Вадимом о просмотре… или тест-драйве, как будет правильнее? Как это называют рекламщики?
Кирилл вдруг срывается с места и тесно обхватывает меня. Мужская ладонь ложится на мой рот, накрывая без всякого усилия, так что у него выходит просьба, а не приказ. Просьба мягкими руками.
– Хватит, – сдавленно шепчет Кирилл, а его губы утыкаются в мой висок, где выводят жаркие приливы сбивчивого дыхания. – Я не могу больше это слушать. Я прошу тебя…
Глава 24
Я отклоняюсь назад, уходя от его прикосновения, и перехватываю его ладонь. Сжимаю ее пальцами и обвожу рельефные выступы, вспоминая, как часами могла настраивать свет, чтобы идеально заострить тени на его сухих красивых руках. На моих лучших фотографиях именно они.
Я тяну его руку к себе. К своему телу. И наталкиваю на пуговицу моей синей пижамы, которую уже пора вытянуть из петельки. Заплачено же.
– Мира, что ты делаешь? – Кирилл вдруг включает робкого мальчика и не реагирует на мои откровенные намеки.
– Ты же хотел.
– Я и сейчас хочу.
– Тогда в чем дело?
– Ты не хочешь.
Он все же вспоминает силу и медленно, но неумолимо уводит свою руку прочь от моего тела.