Лучший исторический детектив (СИ)

Мрозовский подумал, что давненько он в Львовскую оперу не ходил, а заодно и загадочного аптекаря посетить можно. В этот момент он подошел к кондитерской, на мгновенье замер, добродушно улыбнулся своему отражению и толкнул стеклянную дверь.

Пан Эдвард замер на пороге, коснулся шляпы, слегка поклонился, снял шляпу и начал озираться, выбирая место, где бы присесть. В кондитерской появился патефон и теперь тишину нарушали звуки мазурки сквозь тихое потрескивание и поскрипывание.

— Доброго дня, пан Эдвард, — как всегда сладко пропела кондитерша, немного перекрикивая патефон.

Глаза её жадно заблестели, а пухлые щёчки покраснели смущённо и пан Эдвард даже сглотнул, словно проголодался.

— Доброго дня, пани Марьяна. Зашёл вот к вам на чашечку кофе и газету почитать. Не прогоните? — игриво спросил пан Эдвард.

— Ну что вы?! Как можно! Такому человеку и лучшее место в моей кондитерской. — Мест на самом деле было достаточно. То ли время было раннее, то ли просто так сложилось, но посетителей не было совсем. — Проходите вон к тому столику. Свежие газеты на этажерке лежат, а я вам кофе заварю. Может быть, пан хочет десерт?

Вопрос не имел подвоха, но Мрозовский снова сглотнул и промямлил:

— С удовольствием и на ваш выбор.

Пани Марьяна засуетилась за стойкой, и вскоре по залу поплыл аромат хорошо прожаренного кофе. С появлением музыки, Мрозовский почувствовал себя несколько иначе в давно знакомом месте, и от этой новизны ему стало даже интереснее: кондитерша вдруг вызывала новые, давно забытые чувства, запах кофе показался приятнее, а шуршание газеты в руках просто завораживало.

Мрозовский был счастлив, если, конечно, поток новых ощущений можно называть этим самым словом. Лицо его лоснилось от удовольствия.

Когда пани Марьяна принесла кофе под белой шапкой из взбитых сливок, а рядом поставила тарелку с любимым штруделем, политым карамелью и шоколадом, он расплылся в дурацкой улыбке и ощутил себя ребёнком.

Кондитерша улыбалась из-за стойки, явно довольная произведённым эффектом, но приписывала причины такого счастья только себе и тому новому платью, которое она вчера забрала у мадам Зельды, а сегодня украсила его, приколов у основания декольте камею.

Прочитав первые полосы в немецкой газете, и получив порцию политических новостей, Мрозовский отложил её в сторону, перестал улыбаться, немного поёжился и раскрыл местную газету, где печатали городские новости.

За окном пошёл дождь. Крупные капли забарабанили по стеклу, брусчатка на глазах сделалась мокрой, вода скапливалась, заполняя каждую свободную щёлку, сливаясь в ручьи и потоки. За пять минут улица стала похожа горную реку.

Мрозовский смотрел в окно и медленно жевал штрудель, одновременно размышляя о том, кто же стоит за событиями, связанными с гробокопателями и этой чёртовой куклой, кто тот идейный вдохновитель… Отпив глоток кофе, он решил не откладывать поездку во Львов и завтра же съездить.

В таком задумчивом настроении Мрозовский расплатился с кондитершей, совершенно не обращая внимания на её попытки привлечь к себе внимание. Пани Марьяна готова была разрыдаться, таким обидным ей показалось его равнодушие. Она даже обсчитала его с досады, посчитав, якобы он выпил две чашки кофе, а не одну. Отомстив, пани Марьяна улыбнулась Мрозовскому из-за стойки и простила его невнимательность.

* * *

Дождь лил весь вечер и всю ночь. Мрозовский стоял у открытого окна и вдыхал свежий утренний воздух. Он старался не шуметь, чтобы мама не начала громко спрашивать, кто он такой и что тут делает, не начала требовать убраться вон, потому что Лёвочка скоро явится, а ей посторонние мужчины в доме не нужны. Доказывать матери, что он не посторонний и что папаша давно умер, у Мрозовского желания не было, очень хотелось сохранить тишину как можно дольше, потому он передвигался на носочках и сильно тёр нос, чтобы не чихнуть.

Закончив все утренние процедуры, Мрозовский прошмыгнул мимо лежанки в передней. Под кучей одеял заворочалась пани Мрозовская и ворчливо проговорила:

— Ты бы, Эдюня, зонт не забыл, дождь второй день идёт.

Мрозовский замер, оглянулся удивлённо и сказал:

— Да, мама. Возьму обязательно.

Он снял зонт-трость с вешалки, ещё раз внимательно посмотрел на кучу одеял и тихо позвал:

— Мама?…

— Лёвочка, это ты? Кто здесь? — отозвалась старушка.

Временами сознание возвращалось к пани Мрозовской. Иногда она могла целых полчаса быть при памяти: не вспоминать умершего мужа, и вполне узнавать собственного сына. Но случалось такое крайне редко и всегда бывало полной неожиданностью для пана Эдварда. Ему казалось, что это розыгрыш или глупая шутка, таким обидным становилось возвращение мамы в обычное для неё, идиотическое состояние. Пани Сима говорила, что это Бог не даёт ей совсем сойти с ума, потому и дарит такие минуты. Для Мрозовского это было крайне болезненно, но он спорил с сиделкой, доказывая, что Бог мог бы обойтись и без подарков.