Лучший из лучших

Именно он изящным почерком заполнил тот самый чек, который подписал мистер Родс в день, когда они выкупили Центральную компанию Кимберли. Сумма чека составляла пять миллионов триста тридцать восемь тысяч шестьсот пятьдесят фунтов стерлингов – самый крупный чек, когда-либо выписанный во всем мире.

Джордан вспомнил, как сидел на балконе для посетителей в парламенте, когда мистер Родс поднялся, чтобы произнести речь по поводу вступления в должность премьер-министра Капской колонии, и как мистер Родс поднял голову, поймал взгляд Джордана и улыбнулся, прежде чем начинать.

Вспомнил, как после бешеной гонки из Матабелеленда вручил мистеру Родсу полученную Раддом концессию с печатью Лобенгулы, – мистер Родс стиснул его плечо, и за одно мгновение взгляд голубых глаз сказал больше, чем тысяча тщательно подобранных слов.

Вспомнил, как ехал рядом с мистером Родсом в его карете к Букингемскому дворцу, как они ужинали с королевой и как, дожидаясь их, почтовый корабль, свято придерживающийся расписания, на целые сутки задержался с отплытием.

Сегодняшнее утро добавило в копилку Джордана еще одно воспоминание: он прочитал вслух телеграмму от королевы Виктории «нашему горячо любимому Сесилу Джону Родсу» о назначении его тайным советником ее величества.

Джордан очнулся от грез.

Уже за полночь в столовой мистер Родс внезапно и, как всегда, довольно бесцеремонно прервал ужин:

– Ну что же, господа, желаю вам всем спокойной ночи.

Джордан торопливо встал из-за письменного стола и выскользнул в коридор для прислуги.

Приоткрыв дверь в конце коридора, он тревожно наблюдал, как тяжелая, умилительно неповоротливая фигура карабкается по лестнице. Гости отдали должное отменному вину, однако походка мистера Родса оставалась достаточно устойчивой. На верхней площадке широкой мраморной лестницы он все-таки споткнулся, но не упал, и Джордан вздохнул с облегчением.

Когда слуги ушли, он запер винный погреб и кладовые. На серебряном подносе, оставленном на его столе, стоял бокал портвейна и лежали два хлебца, густо намазанные белужьей икрой. Джордан с подносом в руках пошел по безмолвному дому. В огромной передней с высокими потолками на массивном резном столе из тика горела свеча.

Будто священник, приближающийся к алтарю, Джордан медленно прошел по черно-белой мозаике плит мраморного пола, почтительно поставил серебряный поднос на стол и поднял взгляд на статую, стоящую в полутемной нише высоко под потолком. Его губы беззвучно двигались – он взывал к богине.

Плясал огонек свечи, огромный дом спал. Богиня с головой сокола пристально смотрела безжалостными слепыми глазами на север, за тысячу миль и дальше, туда, где лежала древняя земля, теперь благословленная или проклятая новым именем – Родезия.

Джордан безмолвно ждал, вглядываясь в птицу, точно паломник в статую Девы, и вдруг в тишине, из дальней части сада, где росли высокие дубы, посаженные губернатором Ван дер Штелем почти двести лет назад, донесся жутковатый крик филина. Джордан с облегчением попятился от оставленного на столе подношения и взбежал по мраморной лестнице.

У себя в спальне он поспешно снял пропитанную кухонными запахами одежду, смочил губку холодной водой и обмылся, с восторгом глядя на свое грациозное тело, отраженное в полный рост в большом зеркале на противоположной стене. Джордан вытерся жестким полотенцем, протер руки одеколоном, парой щеток на серебряных ручках тщательно расчесал кудри, которые засияли чистейшим золотом в свете лампы. Наконец сунул руки в рукава темно-синего парчового халата, завязал пояс, взял лампу и вышел в коридор.

Он бесшумно закрыл дверь в свою спальню и постоял несколько секунд, прислушиваясь: в доме царила тишина, гости спали. Беззвучно ступая босыми ногами, Джордан заскользил по толстому ковру к двойным дверям в конце коридора. Тихонько постучал: сдвоенный удар, потом еще один.

– Входи! – откликнулся негромкий голос.

– Они ведь живут скотоводством! У них нельзя отбирать стада. – Робин Баллантайн говорила настойчиво, но достаточно спокойно, хотя лицо побледнело, а зеленые глаза горели яростным огнем.

– Робин, будь добра, присядь.

Мунго Сент-Джон показал на грубо сделанный деревянный стул – один из немногих предметов обстановки в глиняной хижине, служившей конторой управляющего Матабелелендом.

– Тебе будет удобнее, да и я неловко себя чувствую, когда ты стоишь.

«Оно и видно!» – насмешливо подумала Робин.

Мунго преспокойно развалился в кресле, вытянув перед собой скрещенные в лодыжках ноги. Он был в одной рубашке, без галстука, жилет расстегнут.

– Благодарю вас, генерал. Я стояла и буду стоять, пока не получу от вас ответа.

– Все расходы на военные действия и помощь Матабелеленду понесла компания. Даже ты должна понимать, что репарации неизбежны.

– Вы забрали у них все! Мой братец Зуга угнал больше ста двадцати пяти тысяч голов скота, принадлежащего матабеле…

– Война обошлась нам в сто тысяч фунтов.