Лучший из лучших

Зуга отвернулся, стараясь не обращать внимания на укоры совести. Никаких правил не было, любая уловка годилась, но на душе все равно кошки скребли – пока он не напомнил себе о ставках: Луиза поставила шиллинг, а он – все, что у него есть. Зуга пустил коня галопом в полную силу.

Проехав милю, он посмотрел назад: Метеор поднялся на пригорок. Жеребец летел, словно не касаясь копытами земли, будто его нес на себе ковер поднятой пыли.

– Скорей! Том, вперед! – Зуга сорвал с головы шляпу и хлопнул коня по шее, заставляя бежать во всю мочь.

Через полмили спина Тома покрылись потом, с губ срывались клочья пены, падая на сапоги Зуги. Желтый флажок призывно маячил на горизонте.

– Еще немного! – попросил коня Зуга. – Мы должны первыми добраться до флажка!

Оглянувшись, он глазам своим не поверил: Метеор был совсем рядом!

С каждым прыжком жеребец размеренно наклонял голову, точно молот бил по наковальне; шея и плечи скакуна почернели от пота. Луиза безжалостно подгоняла лошадь, ритмично двигаясь всем телом в такт галопу. Ее волосы растрепались, глаза горели синим огнем. Поравнявшись с Зугой, она выпрямилась в седле, задрала подбородок и холодно посмотрела на соперника – будто королева, бросившая взгляд на попрошайку, бегущего за ее каретой.

Зуга поднял руку, признавая достижение Луизы: чтобы догнать Тома, ей пришлось лететь сломя голову. Невозмутимое выражение ее лица обмануло Зугу – мгновения хватило, чтобы Метеор оказался рядом с Томом.

Зуга не ожидал от выставочной лошади грязного трюка поло-пони и не заметил, какую команду подала Луиза: скорее всего, тычок ногой в противоположный бок жеребца. Блестящее от пота громадное плечо Метеора врезалось в нижние ребра Тома с такой силой, что вышибло из него дух. Том отлетел в сторону, отчаянно пытаясь удержаться на ногах. Измотанный и застигнутый врасплох, он не мог противостоять жестокому удару: изогнувшись, конь упал на колени и ткнулся носом в землю. Зугу бросило на шею лошади; одна нога вылетела из стремени. Он изо всех сил старался сохранить равновесие, чувствуя, как съезжает упряжь из-за неровного распределения веса. Том попытался встать – и Зуга вылетел из седла.

Баллантайн приземлился на плечи, ударившись затылком. В глазах потемнело, – похоже, он упал головой на камень. Придя в себя, Зуга обнаружил, что стоит, пьяно пошатываясь, и моргает вслед Метеору, во всю прыть летящему к последнему флажку. Майор помог Тому подняться, быстро проверил, нет ли сломанных костей или растянутых связок, и вскочил в седло.

– Еще не все потеряно, – сказал он коню. – Остались колючки.

Далеко впереди Метеор огибал желтый флажок. Оттуда Луиза могла выбрать любую дорогу, чтобы вернуться к финишу, но на пути были колючие кусты.

Том задыхался, его грудь ходила ходуном, с трудом втягивая воздух. Он доскакал до флажка неуклюжей, тряской рысью. Теперь перед ними расстилался плотный зеленый барьер – последнее препятствие, после которого можно лететь прямиком к финишу.

У всадника был выбор: ехать через колючки или сделать большой крюк.

– Куда она поехала? – крикнул Зуга распорядителям, огибая флажок.

– К проходу! – ответил один из них.

Справа, на расстоянии мили, если не больше, виднелось облачко пыли, поднятое несущимся во весь опор жеребцом.

Колючий кустарник редел на каменистых холмах, где под крутыми склонами образовался проход, – туда-то и скакал Метеор.

Мрачный Зуга направил Тома прямо в колючки. Этот путь почти на две мили короче – и дорог каждый дюйм. Тем не менее у края зарослей Зуга остановил Тома, давая ему отдышаться, а сам отвязал толстую шинель, притороченную к луке седла. Застегнулся на все пуговицы, чувствуя, как на лбу мгновенно выступил пот, и натянул кожаные перчатки с крагами.

– Поехали, – прошептал он и прижался к шее коня.

Том вломился в заросли. Загнутые красные кончики шипов с треском рвали толстый войлок, вцеплялись в плечи и полы шинели.

Кусты были вровень с головой всадника. Крепкие стволы росли далеко друг от друга, и между ними могла пройти лошадь, но переплетенные колючие ветки собирали с путников жестокую дань. Том продвигался вперед, петляя между белыми стволами, подныривал под ветки и шел ровно с такой скоростью, какая требовалась, чтобы обломить шипы. Сверху сыпались кружевные зеленые листочки. Том плотно прижал уши и прищурился. Он то и дело пофыркивал, когда колючка впивалась в лохматую толстую шкуру.

У породистой лошади кожа тонкая настолько, что просвечивают кровеносные сосуды, – заросли колючки изорвали бы кожу Метеора в клочья.

Зуга почувствовал струйку крови на шее – должно быть, из задетого шипом уха. Крепче прижавшись к Тому, он позволил коню выбирать путь.

– Бедный Том, – ободряюще прошептал Зуга. – Мой храбрый Томми!

Лошадь тихонько заржала от боли, но шага не замедлила. Неторопливое продвижение сквозь колючки помогло Тому прийти в себя: дыхание выровнялось, соль на плечах засыхала белыми кристалликами.