В неприступной пещере, в глубине густых лесов, где раздавались только крики орлов и волчий вой, Мефи устроил себе современное жилище и лабораторию. Тут он собирал сведения от телеавтоматов, невидимые глаза которых носились над городами и селами, светились рядами экранов и жужжали записывающими приборами. С каждым днем он убеждался в обоснованности скептицизма Эфира. Но самой основной чертой у Мефи было упорство. Он не хотел отказываться от своего опыта. Куда его приведет пребывание на этой страшной планете?
Средний экран вдруг засветился.
Экран светился красным. Опасность в лаборатории у доктора. Старт, короткая тьма в глазах у Мефи, потом сумрак, красноватый жар очага, разбросанные книги, а посреди них доктор, бледный, в изорванной, грязной одежде, на сломанном лезвии меча кровь. С улицы донесся крик.
— Господин! — вскричал Фауст, падая на колени.
Мефи брезгливо отступил.
— Господин, спаси, защити меня…
Он ползал у ног Мефи, как раздавленный червяк, слезы текли у него по лицу, по выхоленной бородке. Мефи указал глазами на окровавленный меч.
— Ты убил его?
Доктор кивнул.
— Я не хотел, господин, он бранил меня, грозил мне кулаками, я не хотел его убивать, верь мне, он сам наткнулся на меч…
Мефи ощутил внезапную дурноту. «Гнусные убийцы, — подумал он, глядя на распростертое тело брата Маргариты, — упрямые, гнусные убийцы…»
— Ты убил его!
— Спаси меня! — умолял Фауст, и его лицо в отблеске пламени было похоже на маску ужаса. Тоска была такой искренней, что в глубине души у Мефи что-то дрогнуло, и он успокаивающе поднял руку.
В эту минуту на лестнице раздался топот шагов и лязг железа. Дверь на лестницу распахнулась, ударившись о темную кирпичную стену. В свете факелов заплясали тени, отблеск пламени стекал по блестящим латам, как кровавые струи. Усатые, мрачные, смуглые лица…
— Убийца! — вскрикнул кто-то, и женщина с развевающимся облаком светлых волос и безумными глазами кинулась на Фауста. Валявшийся на полу окровавленный меч говорил яснее слов. Солдаты у двери ошеломленно смотрели на эту сцену.
Тут Мефи выступил из тени и поднял руку.
— Мир! — воскликнул он по-латыни. — Мир!
Никто не понял латинских слов, но они произвели свое действие.
Сначала задрожала группа у дверей. Вопль ужаса, паника, падение тел, шумный, судорожный бой за дверью. Через несколько мгновений от солдат осталось только оружие, да один-два шлема медленно скатывались по ступенькам, разбивая тишину звонкими ударами.
— Мир! — повторил Мефи.
Девушка встала и медленно прижала руку к губам, свирепый огонь у нее в глазах сменился ледяным ужасом. Она медленно отступала шаг за шагом. На лестнице она схватилась обеими руками за волосы и пронзительно закричала:
— Дьявол! Убийца моего брата — в руках у дьявола… Дьявол! — Остальное затерялось в безумном хохоте.
— Ты спас меня, господин… от виселицы.
— И от «жизни вечной», — насмешливо добавил Мефи.
Доктор задрожал.
— Мы не можем оставаться здесь. Если меня не потащит палач на виселицу, то меня ждет костер, — сказал он.
Некоторое время оба молчали.
— Хорошо, — произнес Мефи. — Я спасу тебя. Но ты тоже сделаешь для меня кое-что… Послушай…
Мефи знал, чего он хочет… В городе была чума.
Ее несли на носилках закутанные люди. Ее несли тучи воронов над грудами непогребенных трупов. Заупокойный колокол отбивал такт этому страшному призраку в его кошмарной пляске. Забитые двери были покрыты белыми крестами, отовсюду поднимался 46 запах разложения. Ужас был начертан на исхудалых лицах, и священники в полупустых церквах служили реквием в тишине господнего отсутствия.
Двое прохожих прошли через покинутые ворота под угасшими взглядами стражников, неподвижные руки которых не выпустили оружия даже после смерти.
Тот, кто был повыше ростом, задрожал от возмущения.
— Я не пойду дальше, — сказал он. — Ты знаешь, что нужно делать, знаешь, как найти меня.
Фауст кивнул: зрелище смерти не волновало его. Он шел дальше по тихим улицам, огибал лужи, отскакивал от голодных собак.
Он постучался в ворота дворца. Долгое время ему отвечало только эхо, потом засов отодвинулся, и ворота приоткрылись.
— Я врач, — быстро произнес Фауст.
— Тут исцеляет только смерть, — быстрым шепотом ответил слуга. — У князя заболела дочь, он никого не принимает. Уходи!
Доктор сунул ногу между створами.
— У меня есть средство против чумы, скажи это своему господину.
Дверь приоткрылась больше, показалась растрепанная голова с острым носом. В глазах было недоверие.
— Ты дурак или… — В руке сверкнула пика.
Доктор отскочил, но не сдался.
— Я думал, князь не захочет, чтобы его дочь умерла, — сказал он и повернулся, словно уходя.
Слуга нерешительно глядел ему вслед, потом окликнул:
— Погоди, я скажу о тебе.
Князь был уже стариком, утомленным, закутанным в длинную парчовую одежду, расшитую золотом. На тяжелом столе стояла чаша, в которой дымилось вино. На лбу у князя лежал компресс, пахнувший уксусом.
— Если ты говоришь правду, — медленно произнес он, — то получишь все, чего пожелаешь. Если нет, тебя будут клевать вороны на Виселичной горе. Итак?
Доктор улыбнулся.
— Я не боюсь.