Хэтти выбросила это постельное белье через несколько недель после его отъезда. Однажды она просто пришла, налила мне ванну и сменила простыни. Я проплакала несколько часов, опустошенная тем, что перестала чувствовать запах шампуня Адама на его подушке, но она сказала, что важно, чтобы я спала на постельном белье, к которому он никогда не прикасался. Я смогла увидеть логику, и теперь, когда меняю постельное белье, которое она выбрала для меня, я чувствую себя любимой, так что, полагаю, ее магия сработала.
Здесь слишком много воспоминаний. Вот проход, где мы выбрали нашу первую дрель, а вот паровой механизм, который мы использовали, чтобы очистить стены. Это шурупы, которыми мы крепили наши кухонные шкафы.
— Привет, любимая, — отвечает она, слегка запыхавшись. Держу пари, она вышла на одну из своих прогулок. — Ты в порядке? Я просто поднимаюсь на Колтон-Хилл. —
— Привет, мам, да, я в порядке. Просто зашла в «БиК» за краской в баллончиках.
— Ох, любимая, все в порядке. — Она сразу все понимает. Как же тяжело дается мне эта простая вещь. — Просто зайди, выйди, а потом сразу домой и бездельничай.
«Бездельничать» — вот мамино лекарство от всего. По ее мнению, нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить, просто посидев за чашкой чая с печеньем. С другой стороны, она один из самых спокойных людей, которых я знаю, так что у нее это явно получается.
Я опускаю голову и спешу пройти через магазин, но резко останавливаюсь, когда сворачиваю в отдел красок. А вот и он.
Стоит прямо перед баллончиками с краской.
Именно, что мне нужно. Каковы, черт возьми, шансы? Я никогда в жизни не видела этого человека, а теперь вижу его дважды за двадцать четыре часа.
Волосы растрепаны свободными волнами, сзади и по бокам они короче. Вчера я не видела его с этого ракурса. Рукава закатаны до локтей, задняя часть его шеи обнажена, когда он опускает взгляд, чтобы прочитать этикетку на банке, которую держит в руке. Я хочу лизнуть эту шею.
— Кара? Ты здесь? — я слышу, как говорит мама. — Ты меня слышишь?
— Эм…
Он меня не видел. Мне сказать что-нибудь? Что-нибудь сделать? Я перестала дышать, мое лицо вспыхнуло, и я вспомнила о его записке. Записке, которую до сих пор игнорировала. Так что нет, он ни в коем случае не должен меня видеть. В книгах все происходит
Я разворачиваюсь, чтобы быстро уйти, и тут же врезаюсь в тележку старика, которую он оставил, загородив проход. Я хватаюсь за полку, чтобы восстановить равновесие, и куча кистей с грохотом падает на пол.
— Кара? Ты здесь? — кричит мама в трубку, пока я запихиваю все обратно на полку. — Что происходит?
Я встаю, откидываю волосы с лица и вижу, как он прислоняется бедром к полке, скрестив руки на груди.
— Ну, снова привет, — говорит он.
— Я разговариваю по телефону со своей мамой, — отвечаю я, не задумываясь. Он только кивает, а потом снова сексуально подмигивает, и я делаю единственную разумную вещь, которая мне остается. Я убегаю.
Пробираясь обратно по проходам, я направляюсь прямиком мимо касс, выхожу через парадную дверь и возвращаюсь к своей машине, где наконец-то перевожу дух.
— Я перезвоню тебе, мам. — Мой проект «сделай сам» придется отложить на другой день.
По дороге домой у меня в голове крутится образ Люка, который подмигивает мне. Это ведь обычное дело, не так ли? Подмигивание не означает автоматический флирт, даже если от этого у меня покалывает кончики пальцев и бросает в жар изнутри.
У меня нет флирт-радара. А также я не умею флиртовать. Вы могли бы подумать, что у меня это хорошо получается после прочтения стольких книг, напичканных химией и сексуальным напряжением, но посмотрите на меня. И вот я здесь, убегаю от мужчины из «БиК».
Мы с Адамом были вместе так долго, что наша химия проникла в душу друг друга. Мы постоянно шутили, поддразнивали друг друга, и я всегда могла по выражению его лица определить его настроение.
Я размышляла о своем вчерашнем разговоре с Люком, изучая его со всех сторон. Знаю, что любовные романы — это нишевая тема, но, к его чести, после того, как он любезно принял мою болтовню, он выслушал то, что я хотела сказать. И, несмотря на то, что я вела себя как слон в посудной лавке, он, казалось, был рад снова меня видеть. Вряд ли это справедливо. От такой улыбки даже самые невозмутимые женщины закружились бы от восторга.
Он действительно так серьезно относился к тому, чтобы прочитать книгу и изменить свое мнение? Не буду ли я слишком груба, если не напишу ему? Он знает, что я взяла записку, и мне не составит труда отправить ему несколько названий. Думаю, я знаю, что посоветую.