Лучший мир

Из Минска все четверо уже отправились в разные стороны. Межлаук вместе с Кировым и Алексом – в Москву, Вавилов со своим архивом – к себе в Новосибирск, а Иосиф Виссарионович загрузился в третий самолёт и двинулся на юг, в направлении своей дачи на озере Рица. Согласно разработанному ещё перед отправлением в будущее плану, возвращаться в Москву ему предстояло оттуда. И не сразу.

Как сообщил Киров, долгое отсутствие Сталина на рабочем месте и его общая недоступность вызвали к жизни весьма бурные телодвижения среди партийной верхушки, которые сначала требовалось погасить. Ну, или хотя бы немного притушить… И сделать это было удобнее не в Москве, то есть не в «центре бурления», а подальше от неё, выдёргивая по одному личности «центров кристаллизации» данного бурления и обрабатывая их где-нибудь в уединённом месте. То есть лишив их возможности сразу же обсудить итоги беседы со Сталиным со своими союзниками-попутчиками и немедленно договориться о дальнейших действиях. Дача же на озере Рица подходила для этого как нельзя лучше. Да и внезапное появление Сталина в Москве «из ниоткуда» тоже непременно создало бы дополнительные трудности. А вот возвращение его с уже привычной и известной многим дачи тоже должно было послужить успокаивающим фактором. Хотя вопросы насчёт того, где же он был всё время до этого и откуда появился на озере, у очень многих всё равно остались бы. Да и хрен с ними! Пусть тратят силы и время на то, чтобы это узнать, – меньше ресурсов на всякие интриги останется…

Никаких трудностей подобное разделение не принесло, потому что все материалы ещё в доме были разобраны на «кучки» и на аэродроме Люцерна сразу загружены в разные самолёты. Так что никаких лишних телодвижений, типа сортировки и перегрузки ящиков с распечатками и образцами из самолёта в самолёт, делать не потребовалось. Хотя до Минска все летели на одном «Дугласе». Так как официально считались «группой академика Вавилова, возвращающейся из научной командировки». Николай Иванович был известным путешественником. В тридцатом объехал с экспедицией все южные штаты США, а в тридцать втором – тридцать третьем и того хлеще – целых полгода обследовал земледельческие районы Центральной и Южной Америки, посетив Сальвадор, Коста-Рику, Никарагуа, Панаму, Перу, Боливию, Чили, Аргентину, Уругвай, Бразилию, Тринидад и ещё шесть стран. Так что подобные путешествия для него были в порядке вещей и ни у кого никакого удивления не вызывали. Учёный – что с него взять? Опять шлялся по какой-нибудь жопе мира… Охрану и режим секретности, заключающийся в первую очередь в том, чтобы исключить опознание Сталина кем-либо из пилотов, штурманов и механиков, обеспечивал лично Зорге, который на этот раз летел с ними… Впрочем, чего-то слишком сложного для этого предпринимать было не нужно, так как погрузку опечатанных ящиков в самолёты осуществили ещё до их прибытия на аэродром, а сам полёт продлился всего около семи часов, во время которых весь режим секретности заключался в том, что пилотам было запрещено выходить в салон самолёта без предупреждения. А когда они просились в туалет, Сталин и Межлаук, которого до Минска тоже решили лично не светить, накрывались одолженными у механиков ещё на аэродроме тулупами с головой и делали вид, что спят. С учётом того, что одет Иосиф Виссарионович был отнюдь не в привычный всем френч и сапоги, вероятность того, что его кто-то опознает, была признана близкой к нулю.

– Товарищ Сталин, подъезжаем, – заглянул в салон Власик. Иосиф Виссарионович бросил на него быстрый взгляд и коротко кивнул.

На даче в Абхазии он провёл почти три недели, и за это время его посетило более сорока человек. И тех, кого он туда вызвал, и тех, кто приехал сам. Иногда даже настойчиво напросившись. Некоторые из посетителей высказывали обиду за то, что он, мол, «ушёл в скит» и полностью прервал общение, но Сталин отговорился тем, что болезнь оказалась неожиданно слишком затяжной, причём пришлось даже перенести хирургическое вмешательство. Разоблачения он не боялся. Там, в будущем, его действительно прооперировали. Обнаружились какие-то проблемы в лёгких. Похоже, именно из-за них его часто мучили боли в груди и простуда. Причём перед операцией пришлось настоять на том, чтобы ему в клинике сделали на груди полноценный разрез, а не как там у них было принято, два маленьких прокола. Ради этого понадобилось даже вызывать адвоката и подписывать юридически оформленный отказ от претензий, «в том числе и в косметической области». Но всё равно разрез получился очень небольшой и аккуратный. Здешние врачи точно будут ломать голову, кто и каким инструментом его сделал… Но он таки имел место быть. Так что даже если «заинтересованные лица» смогут получить доступ к записям наблюдающих его в этом времени врачей, которые после его прибытия в Москву точно настоят на непременном осмотре, в чём Сталин, кстати, совершенно не сомневался, с этой стороны опасности ждать не стоило.