Лучший мир

– Ах ты ж, едрёна копоть! – Ванников, в момент перехода так же, как и все остальные, буквально прилипнувший к Алексу всем своим телом, чуть ли не телепортировался наружу, едва не зацепившись резинкой трусов за защёлку распахнутой его ударом двери. – Эк, незадача-то какая, – расстроенно продолжил он, нависнув над смятым передком и ощупывая руками слегка покосившуюся грузовую раму. – Говорил же – сразу тормозить надо!

– Ну так чего не затормозил-то? – сварливо поинтересовался Триандафилов, с трудом выбравшийся из водительской двери. – Ты ж, считай, прямо на рычаге ручника сидел… о-ох, – и он скривился, вытянув в сторону затёкшую руку. Впрочем, это-то было как раз объяснимо – потому они расположились внутри салона «ГАЗ-69» этаким комом, чем-то напоминающим скульптуру Агесара Родосского «Лаокоон и его сыновья». Ну, за исключением того, что роль тех самых змей, с которыми так яростно боролся этот античный персонаж, у четверых «возвращенцев из будущего» выполняли их собственные руки и ноги. А куда было деваться-то? Внутри «ГАЗ-69» и так места с гулькин хрен, а им ещё и требовалось обеспечить, чтобы трое «хроноаборигенов» соприкасались с телом Алекса максимально возможной площадью. Ибо механизм, обеспечивающий проход через портал, до сих пор оставался для всех, имеющих к нему хоть какое-то отношение, совершенно неясным. Как возникает этот портал? Почему гарантированно оставляет в живых только одного, того, кто первым его активировал (ну, как минимум, на текущем этапе)? Каким образом вообще осуществляется идентификация проходящего через портал? Почему сын Алекса сумел пройти через портал и остаться в живых? Нет, гипотезы, хотя бы эмпирически объясняющие подобное, имелись. И как раз на одной из них и был построен тот безумный план, благодаря которому трое «хроноаборигенов» начала двадцатого века сумели-таки, так сказать, попасть в будущее живыми и здоровыми. Но именно исходя из этой гипотезы (или теперь уже, скорее, теории) на этапе перехода требовалось обеспечить «наиболее плотный и максимально возможный по площади контакт тела ведомого с проводником». Ну и поскольку во время перехода «в будущее» это вполне сработало, а за прошедший год понимание механизма работы портала не изменилось ни на йоту, то и при возвращении «назад в прошлое» все четверо решили не множить сущности сверх необходимого и тупо повторить уже однажды сработавший вариант. Ну, с поправкой на те трудности, которые устроила им всем хомячья натура Бориса Львовича. Впрочем, если остальные в этом отношении и отстали от Ванникова, то не так уж и непреодолимо…

– Да сидеть-то сидел, но я тебе не гуттаперчевый мальчик, чтобы суметь задницей повернуть рычаг. А руки у меня сам знаешь, где были. Одна аккурат у тебя под мышкой, а вторая…

– Разрешите поздравить вас с успешным возвращением, товарищи. – Негромкий голос Зорге заставил обоих спорщиков вздрогнуть и замолчать, а затем Владимир Кириакович с явно чувствуемым облегчением выдохнул:

– Во чёрт, прошли… прошли же!

И тут же расплылся в улыбке Ванников:

– Вернулись!

– Александр, вас ждёт горячая ванна, свежее бельё и одежда, которую вы оставили, – невозмутимо сообщил Зорге, который уже отошёл от шока, вызванного подобным… мм-м-м… неординарным появлением давно ожидаемых гостей, и уже помогал выбираться из автомобиля постанывающему Алексу. – Для остальных мы оборудовали баню в одной из хозяйственных комнат.

– Уф, спасибо, Рихард, – едва ли не простонал Алекс, выпрямляясь. – Блин, Борис Львович, почти час в такой позе – это пытка! Да вас судить надо за нарушение Женевской конвенции! А по советским законам ещё и за порнографию. Четверо голых, потных мужиков, прильнувших друг к другу… бр-р-р…

– А если бы мы, пока её принимали, пропустили открытие портала? – тут же отозвался Ванников. – Или вообще бы прошли через портал, еле касаясь друг друга, и этого оказалось недостаточно? Как вам вернуться в окружении наших трупиков или вообще нарезанного мяса? Так что ничего – немножко помучились, зато все живы. И всё провезли, – закончил он, с явным удовлетворением похлопав по стойке громоздкой конструкции, возвышавшейся над слегка помятым корпусом «газика».

– Рихард Густавович, а никто из сотрудников НКВД для нашей встречи не прибыл? – деловито поинтересовался Меркулов, только что последним покинувший тесное нутро «газика».

– Нет, – отрицательно мотнул головой Зорге. – У нас тут образовались кое-какие проблемы, так что было решено максимально ограничить посещение этого дома. И вообще постараться как можно меньше привлекать к нему внимание.

– Что за проблемы? – тут же напрягся Меркулов.

– Госпожа До’Урден, после того как ей вручили «Гран-при» на Выставке промышленной эстетики в Льеже, прошедшей в августе тридцать четвёртого[62], дала «Лаасте Нивс»[63] очень острое интервью. После чего всё и началось.

– Так она что, была в Льеже? – взволновался Алекс.

– Да. Она прибыла на три последних дня работы выставки. Там была довольно большая советская экспозиция, но работы именно фрау До’Урден произвели настоящий фурор.