Лучший мир

Но в большей степени ее беспокоило то, чем все закончится. Страх, что все это не даст ей отпущения грехов, которого она искала. Не принесет искупления ее тяжелой ошибки.

«Ты не могла знать. Никто не мог предположить, что ночь, проведенная в доме друга, станет причиной отправки его дочери в академию.

А главное, то, что ты задумала, получится. Через пятнадцать минут ты выведешь из тюрьмы триста пятьдесят четыре ребенка.

Включая и ее».

Где-то рядом раздались слабые хлопки – звук выстрелов из оружия с глушителями, которые в реальности работали вовсе не так хорошо, как в кино. Пули вылетали вследствие взрыва, и заглушить его полностью не было возможности.

Теперь уже служба безопасности академии знала, что их атакуют. Теперь охранники, в соответствии с инструкцией, будут отходить на блокпосты и включать тревожную сигнализацию, а это означало, что на непрошеных гостей обрушится вся мощь американской армии. В обычной ситуации отряды спецподразделений могли высадиться здесь через семь минут с начала тревоги.

«Но не сегодня. Сегодня вы, ребятки, беззащитны».

*

Что-то разбудило его.

Взрослея, он с грустью начал понимать, что крепкий ночной сон – это достояние детей. Редко выдавалась ночь, когда он не вставал по три раза, чтобы облегчиться.

Но сегодня Чарльза Норриджа, директора академии Дэвиса, разбудил не переполненный мочевой пузырь, а звук – громкий треск, разрушивший его сон. Фейерверк? Может быть, выскользнул кто-то из старших ребят и снова играют в доморощенных террористов. Если так, то к девяти часам утра мальчики будут в карцере. Жестокое устройство, но действенное. Стыд гораздо полезнее, чем физическое неудобство. В таком возрасте нет более эффективного способа воспитания, чем унижение.

– Привет, Чак.

Раздался щелчок, и на прикроватной тумбочке загорелся светильник. Чак увидел стройную темноволосую женщину. За ней – еще одну, крупнее, она смотрела на него с нескрываемой ненавистью, а в руках держала внушительных размеров оружие.

– Вы кто? – Голос прозвучал слабее, чем директору хотелось бы, и он закашлялся, попытался заговорить высокомерным тоном. – Мне это не кажется смешным.

– Неужели? – улыбнулась стройная женщина. – А мне это кажется уморительным.

Издалека донеслись новые щелчки. Он понял, что это выстрелы, а не фейерверк.

– Что все это значит?

– Что все это значит? – Она убрала волосы за уши. – Это непростой вопрос. В каком смысле: в политическом, в идеологическом, в нравственном?

«Да как она смеет!»

– Это школа. Я учитель, – заявил Чак.

– Это тюрьма, а ты – надзиратель.

– Я никому не причинил вреда. Я люблю своих учеников.

– Интересно, скажут ли они то же самое о тебе?

Он начал сползать с кровати, но замер, когда она произнесла:

– Не-а. – И села на постель. – Чак, я хочу подарить тебе кое-что.

– Я вас знаю?

– Меня зовут Шеннон. Ты знал многих из моих друзей. Вот, например, Кэти. – Она показала на свою спутницу у двери с автоматом в руках.

Норридж посмотрел. Эта женщина, казалось, не могла совладать с переполнявшей ее энергией. Даже стоя спокойно, она как будто дергалась.

– Я вас прежде не видел. Кто вы?

– Меня зовут Кэти Баскофф.

– Я не знаю никакой Кэти Баскофф.

– Да знаешь, знаешь. Ты меня называл Линдой. – Женщина холодно улыбнулась. – Линда Джоунс.

До этого момента он, хотя и был испуган, полагал, что к нему это не имеет отношения. Последствия дурного сна, ничего такого, что стоит воспринимать серьезно. А теперь его мочевой пузырь дал о себе знать, охваченный ледяным холодом.

– Я никогда не делал вам ничего плохого.

– Вы меня даже не помните. Сколько девочек по имени Линда Джоунс обучались в этой школе? Сто? Тысяча?

– Кэти, что было худшее из того, что здесь творилось? – спросила Шеннон.

Девица зловещего вида задумалась.

– Дело было даже не в том, что вы забирали нас из семей и давали нам другие имена, что вы нас науськивали друг на друга и отравляли наши мозги. – Она направила автомат на Норриджа. – Дело было в том, что мы жили в страхе. Каждую минуту в страхе, зная, что мы в ловушке и ничего не можем изменить.

Вдруг та, которую звали Шеннон, схватила его за предплечье. Чарльз попытался вырваться, но девушка была удивительно сильной. Она с металлическим звоном защелкнула на его запястье что-то холодное, потащила его за руку и пристегнула второе кольцо к столбику кровати. Норридж дернулся, и наручник впился ему в кожу.

– Слушай, – сказала Шеннон.

Он ждал, что она заговорит с ним, пока не понял, что она имеет в виду другое.

– Я ничего не слышу.

– Все верно. Никакой стрельбы. – Пауза. – Все охранники мертвы. Никто не придет спасать тебя.

Что-то влажное окропило его промежность, и Норридж понял, что потерял контроль над мочевым пузырем. Стыд, обуявший его, был горячее мочи.

– В этот момент наши люди закладывают взрывчатку. В классы, в спальни… жилые помещения администрации. – Она улыбнулась. – Через пять минут это здание превратится в дымящуюся дыру в земле.

– Боже мой! Вы этого не сделаете.

– Это уже сделано. Но для тебя есть хорошая новость – шанс остаться живым.

Он нервно сглотнул и натянул наручник, почувствовав себя слабым и старым.