— А что там вякал наш дорогой Николай? — поинтересовался внимательно следивший за всем процессом Антипенко.
— Тот дал странный совет эти уродам — типа, чтобы они в дальнейшем выясняли отношения со мной через Леху.
— Вот это да, — удивился Валера. — Правильно сказал, кстати.
В этот момент Алексей заметил, как Брюханов подошел к активистам и что-то у них спросил. Те ответили и встали из-за стола.
— Прием пищи закончен! — тут же завопил воспитатель.
— Вот гады, — буркнул Сергей. — Не дали даже поесть…
Промзона представляла собой длинный ангар с двумя воротами и сквозными отсеками, соединяющимися между собой широкими дверями. В одни ворота ввозились или вносились заготовки в виде толстой, в палец, проволоки, а из других вывозилась или выносилась готовая продукция в виде жигулевских витых пружин. А между ними находился «муравейник». Подобная ассоциация возникла сразу после того, как производство, сопровождаемое скрипом, стуком, дымом и матерными словами, возобновилось. «Тучи» малолетних преступников в черных робах сновали внутри отсеков и между ними, с телегами и без, с инструментами в руках и чтобы просто передать важную технологическую информацию. Каждый работник четко знал свои обязанности, хотя в целом движение выглядело как хаотическое.
В «горячем» участке закаляли и «отпускали» готовые изделия. Несколько открытых печей, расположенных в центре, пылали коротким голубым пламенем. По периметру же находились металлические контейнеры, заполненные водой. Судя по подведенным к ним трубам, вода была проточной. Поступившие пружины хватали длинными металлическими щипцами и совали в печку. Спустя некоторое время покрасневшую пружину помещали в воду. От этой операции участок постоянно был заполнен паром, а видимость составляла не более десяти метров. Температура воздуха по ощущениям превышала ту, которая устанавливается в самую жаркую летнюю погоду. В совокупности с паром это сильно смахивало на парилку в общественной бане.
Сюда воспитатель и привел новых работников. Несомненно, это было сделано по рекомендации активистов.
— Перебор, Федорыч! — воскликнул Виталий, старший «горячего» участка. — Я просил человек пять — шесть, а ты сколько мне привел? Куда я их дену?
— Много не мало, — успокоил его Брюханов. — Чем быстрее ты их обучишь, тем быстрее переведу тебя на холодную формовку. И пацанов твоих тоже.
Этот аргумент сработал — Виталик согласился, и распределил среди своих работников прибывших учеников. Себе он выбрал двоих. Ими, как казалось, совершенно случайно стали Мишин и Бакаев. Работа была совершенно не сложной, но однообразной и даже опасной. Виталий оказался доброжелательным семнадцатилетним москвичом. Алексей с удивлением узнал, что он осужден на пять лет за фарцовку, то есть за то, чем легально со всей своей семьей занимался его одноклассник Сергей Карпинский.
На обеденный перерыв выходили из противоположных ворот. Последний участок был упаковочным. Здесь готовые детали заворачивались в пергаментную бумагу, а затем складывались в картонные коробки. Мишин обратил внимание, что данный отсек был разделен на две части. В одной из них на столе лежали пружины, покрашенные в серый цвет, а в другой — черный. Коробки с черными изделиями маркировались большой буквой «К».
— Виталь, — решил удовлетворить любопытство Алексей. — Зачем это делается?
— Что именно?
— Пружины разных цветов пакуются в отдельные коробки.
— А ты разве не знаешь?
— Если бы знал — не спрашивал.
— Ну, об этом как-то не принято говорить… ладно, все равно узнаешь. Только, если вдруг спросят, то не от меня. Мне УДО светит… боюсь испортить…
— Ты меня заинтриговал еще больше.
— Об этом, в принципе, все знают, да, и особо это не скрывается, как видишь. Короче, черные пружины идут не на завод, а в Москву — на рынок.
— И что?
— И то. Левый это товар. Раз в месяц приезжает фура и увозит пружины в столицу, а Арсен с чемоданом денег приезжает отдельно — на Волге.
— А буква «К» что означает?
— Здесь все просто. К — это Корзун…
— Это же противозаконно.
— Послушай, Леша, ты у меня спросил — я тебе ответил. Не вздумай с кем-нибудь еще обсуждать эту тему. Будешь здоровей… прямо горе от ума какое-то…
— Что?
— Я спрашиваю, Грибоедова проходил в школе?
— Да.
— Я вас с Бакаевым выбрал себе в ученики по наибольшему, как мне казалось, проблеску интеллекта в глазах. Неужели и тот такой же любопытный?
— Не знаю… я все понял, Виталь. Не волнуйся, мы тебя не подведем.
Как и ожидалось, Лопырь не успокоился и ночью опять попытался устроить экзекуцию. На этот раз атака осуществилась сразу на двоих — Бакаева и Мишина. Это случилось уже далеко за полночь, когда все новобранцы, включая их лидера, спали после первого трудового дня. Алексей почувствовал, что задыхается и проснулся. Его горло сдавливала скрученная простыня, концы которой тянули снизу. С противоположной стороны на шконку карабкался какой-то мелкий зек. Внизу со стороны спального места Сергея была слышна возня и сдавленные стоны.
— Ах, вы сволочи! — вдруг раздался крик Антипенко, сопровождающийся глухими ударами.