Наконец, представление окончилось, и можно было уехать. Только теперь молодые должны были спать в одной спальне. Им приготовили самую большую в доме спальню, украсив цветами и воздушными шариками. Генрих цедил пиво, а Тамара, схватив ночную сорочку, закрылась в ванной. Ее волновала предстоящая ночь вдвоем с этим гомо…, словом, этим непонятным существом Генрихом. Она намеренно тянула время, греясь в душе, чтобы успокоить себя и дать Генриху шанс тихо уснуть. Однако не тут-то было. Генрих врубил телевизор и смотрел футбол.
— Тебе к лицу розовый цвет, дорогая, — пробормотал он, улыбнувшись, потом встал и, подойдя вплотную к Томке, поцеловал ей руку. Хотя до этого Тамаре никто и никогда не целовал руки, она, несколько ошарашенная, полушутливо-полусерьезно произнесла:
— Не подлизывайся. Даже не думай. У нас задание, а брак — профанация. Так что сядь в кресло и смотри футбол. И еще запомни, я была чемпионкой СССР по карате. Понимаешь?
Тамара сделала бойцовскую стойку и клацнула зубами, а Генрих после непродолжительной паузы сделал вид, что сильно испугался.
— Я все понял, любовь моя, — прошептал он и ретировался на свое прежнее место.
— И вообще, было бы очень хорошо, если бы ты не менял свою дислокацию всю ночь. Ясно? В кресле тоже можно спать. И очень неплохо.
— О, да, фрау Рихтер. Я буду спать в кресле. Я — послушный муж.
— Хватит болтовни. Я устала. Эти туфли — просто орудие для пыток. Давай завтра поговорим. И пошутим. И еще, не храпи ночью, пожалуйста.
— Но нам надо немного пошуметь. Чтобы не разочаровать домашних. Первая брачная ночь все-таки.
— Хочешь, я попрыгаю на кровати?
— Пожалуй нет, дорогая… Боюсь, кровать не выдержит. Старая.
— Зато твоя мать будет в восторге.
— Мари, не волнуйся. Я вовсе не покушаюсь и не претендую ни на что. Я — спокойный, добропорядочный немец. Прости, если я тебя напугал.
— Ты? Нет. Ты меня не напугал. Сколько они тебе заплатили за этот цирк?
Генрих молчал, словно раздумывал, что сказать.
— Не отвечай, прости, ляпнула, не подумав. Спокойной ночи, дорогой.
Тамара закрыла глаза и тотчас уснула. Генрих еще долго не мог уснуть. Он ходил по комнате. Смотрел на спящую «русскую красавицу» и удивлялся своим странным чувствам. Она оказалась совсем не такой, какой он себе ее представлял. Он вообще никогда не видел русских девушек. Он никогда не видел таких девушек. Да еще так близко.
Рано утром они уехали. Будить фрау Марту не стали. Наконец, Тамара могла расслабиться. Генрих прекрасно водил машину. Радио выплескивало блюз. За окном пролетали деревушки-картинки, фермерские хозяйства, пожелтевшие леса и перелески. Все было чистым и добротным. Генрих постоянно шутил, рассказывал о своей скучной работе в банке, о друзьях-пивоманах, о своей любви к футболу и слабом характере. «Да, — думала Тамара, — от такой скучной, размеренной жизни и при слабом характере, точно, можно стать гомиком. Надо его исправить. Сделать сильным. И поменять ориентацию. На правильную. Нет. Это чересчур. Остановимся только пока на первом. Сделать сильным». Она заговорила о спорте. Оказалось, что Генрих тоже хорошо плавает, стреляет и еще фехтует.
— Ты ходишь на тренировки? — спросила Тома.
— Сейчас нет. Что-то скучно стало. Вот и животик отрастил. К тому же, у нас булочная. Иногда я делаю там разные тортики, пирожные. Отец научил. И ем, — он похлопал себя по животу.
— Нужно убрать.
— Я постараюсь.
Голос был очень похож на голос ее отца, и Тома вдруг поняла, что она исполнена непонятной симпатией к этому фрицу. «Не может этого быть. Он же слюнтяй. Зануда и буржуин. А маман чего стоит!» — проносились мысли. «Впрочем, скоро все это пройдет». Несколько дней и все. Но ум-трудоголик постоянно продолжал сравнивать Генриха и Юру. И находил много плюсов у первого и много минусов у второго. «Деликатный, добрый, не грубит, умеет слушать, умен, не хвастается, искринен». Всего этого она не находила в Юре. От этого впала в грустно-созерцательное состояние.
— Дай порулить, пожалуйста.
— Порулить? А у тебя есть права?
— А как же, международного образца. Выданы в Париже. Могу показать.
— Хорошо, — сказал Генрих и съехал на обочину. Он уступил место даме, вернее, супруге. Благоверная выпорхнула из белого «Мерседеса» последней модели и пересела на место водителя.
— Ты тоже хорошо водишь, — сказал Генрих после 10 минут молчаливого путешествия.
— А я уже подумала, что тебе скучно со мною разговаривать, — обиженно сказала Тома.
— Нет. Вовсе нет, я боялся тебя отвлечь от дороги. На самом деле мне с тобой очень интересно… И легко. Никакого напряжения. Как будто я давно тебя знаю. И мне совсем не страшно. Хотя вначале, когда мне предложили это все, я несколько перепугался.
— Не бойся, я с тобой. У нас даже фильм такой есть. Ты знаешь русские фильмы? Ну, хоть какие-нибудь?
— Да. Я смотрел «Москва слезам не верит». Очень хороший.
— Молодец. А еще?
— Больше ничего.
— Понятно. Ну, а девушка у тебя есть? — брякнула Тома, не подумав.
Генрих несколько напрягся, а потом весело ответил:
— Дорогая, ты можешь меня не ревновать. У меня нет девушки. У меня есть ты, только ты.