Лучший телохранитель – ложь

По другую сторону от ящика переводчик и двое братьев пытались встать на ноги. Бледные лица двоих юношей были почти пепельного цвета, они тяжело дышали. Но по крайней мере, они хоть старались. Алим схватил еще один автомат, зарядил его и подал одному из них. Взяв в руки еще один автомат и магазин, он посмотрел вниз на русского, который, растянувшись, лежал на полу. Алим пнул его ногой, чтобы убедиться, что тот потерял сознание, и только после этого позволил себе отойти от объемистой сумки с незаряженным оружием. Он зарядил еще один автомат и отдал его второму брату. Потом он приказал всем отдыхать, но не забывать присматривать за русским.

Полет должен был продлиться долго. Алим знал, что благодаря внешним подвесным бакам «Скайкрейн», радиус действия которого обычно составлял триста миль, сможет преодолеть почти две тысячи миль полета, значительная часть которого пройдет над океаном. Им предстояло лететь десять часов до места встречи, а потом в течение еще четырех дней добираться до пункта назначения. Они будут на месте, прежде чем кто-либо успеет понять, что происходит.

Афунди толкнул рукой переводчика, и два человека заняли место между деревянным ящиком и стеной, у которой на полу лежал Никитин. Переводчик приподнял у русского веки, сначала на одном глазу, потом на обоих сразу. При свете фонаря он осмотрел зрачки, а потом проверил у русского пульс.

— С ним все в порядке, — сказал переводчик.

Меньше всего они хотели перемудрить с дозировкой. Доктор картеля из Тихуаны очень точно определил необходимое количество вещества. Для этого нужно было знать вес и возраст жертвы, а также то, будет ли «лекарство» приниматься вместе с алкоголем.

В некоторых кругах эти таблетки знали под наименованием «мексиканский валиум». В США он считался одним из самых популярных наркотиков, парализующих память жертвы. При употреблении в нужном количестве проглотивший наркотик выпадал из реальности на несколько часов. Если тщательно подбирать дополнительные дозы, человека можно было продержать в бессознательном состоянии в течение нескольких дней. А когда жертва придет в себя, она ничего не будет помнить.

* * *

В тот вечер Марисела, Герман и я тщательно, строчка за строчкой, исследовали записку Никитина, надеясь найти там крупицы дополнительной информации. Женщина пообещала отцу сохранить содержание записки в тайне. Но поскольку ее дочь оказалась в беде, она была уверена, что отец на ее месте сделал бы все, что было в его силах, чтобы помочь ей.

Гоудас в другой комнате, дверь в которую была закрыта, работал за компьютером. Усевшись за обеденный стол, мы тихо переговаривались.

— Он не указал здесь названия судна, — говорил Герман, — но каким-то образом он знает, что будет в порту Бальбоа в Панаме через два дня. Он не сообщил точное время, но написал, что позвонит.

Содержание большей части записки носило личный характер. Для Мариселы было очень больно обсуждать ее. Все говорило о том, что Никитин намеревался позвонить дочери из Панамы, чтобы сказать ей последнее «прощай». Записка была не очень многословной, но весь тон сообщения был пронизан именно этим. У того, кто внимательно читал записку, создавалась твердая уверенность, что независимо от того, что произойдет, русский не ждал, что он сумеет пережить эти события.

— Ну зачем ему нужно было работать с такими людьми? — спрашивала Марисела. — Он не выносил Алима, я же видела.

— Может быть, у него просто не было выбора, — заметил я.

— Я совершенно не понимаю вот эту часть послания, — вмешался Герман. — Что такое contender? — Он указал на испанское слово в записке. — У русского очень неразборчивый почерк. Здесь говорится, что contender готов. Вы знаете, что это может означать? — Герман смотрел на Мариселу.

Она отрицательно покачала головой.

— А как это слово применяется в испанском языке? — спросил я. — Что означает contender? Может быть, противник? Тогда, возможно, речь идет об Алиме?

— Нет, — ответила Марисела, — это слово пишется одинаково на испанском и английском языках и обозначает одно и то же. Это что-то типа конкурента. — Она наклонилась и очень внимательно посмотрела на записку. — Ах! Он здесь пишет contenedor[1]. Как же это перевести? — Марисела посмотрела на пол и стены, будто бы в поисках английского эквивалента слова, а потом проговорила: — Контейнер. Он пишет, что контейнер уже готов.

— Что за контейнер? — удивился Герман.

— Если его отправляют в Панаму морем, должно быть, речь идет о грузовом контейнере, — догадался я.

— Это может иметь смысл, — согласился Герман. — Когда вы были там, у отца, вы видели поблизости грузовой контейнер? Это такой большой металлический ящик размером примерно с небольшой грузовик.

Она покачала головой:

— Отец не разрешал мне ходить по территории лагеря. Он не хотел, чтобы я видела, что там происходило.

— Итак, с учетом всего этого, нам остается всего лишь узнать о том, что находится в этом контейнере, — подвел черту я.

— Ну, похоже, что это и есть тот самый вопрос ценой шестьдесят четыре тысячи долларов.