Лучший телохранитель – ложь

— Нет, никогда. Но в ту ночь я знала, что оно начало действовать. Я точно знаю, что его клонило в сон. Я сказала ему идти в постель, но он не послушал меня. Он продолжал трясти головой и потирать глаза. А потом собрался принять душ, который помог бы ему справиться с сонливостью, потому что у него еще много работы. У него всегда было много работы. Увидев, что он не засыпает, я поняла: если не убегу в ту ночь, мне никогда не выбраться оттуда.

— И что вы сделали, подмешали лекарство ему в еду? — спросил Гарри.

— Я добавила лекарство ему в кофе во время десерта. Я раскрошила две таблетки и высыпала этот порошок в кофе. Я дала ему кофе без кофеина в надежде на то, что он заснет. Помните, когда мы встретились впервые? — Она посмотрела на меня и улыбнулась. — Я сказала вам тогда, что человек, у которого я живу, никогда не держал в своем доме нормального кофе. Он всегда пил только плохой кофе.

— Да, я помню.

— Эмерсон не видел разницы. Я знала, что вкус того кофе так горек, что он даже не почувствует присутствия лекарства в напитке. Но я дала ему всего две таблетки. Если бы действительно хотела убить его, могла бы заставить его выпить весь флакон. Я знала, что две таблетки не повредят ему.

— А как насчет горничной, она была там? — спросил Гарри.

— Я ничего не знала о том, что она собиралась задержаться. Просто Эмерсон сказал мне, что позвонил ей. Я возразила, что в этом не было необходимости и я сама могла бы вымыть тарелки. Но он сказал «нет». Он хотел, чтобы это сделала горничная, и не желал ждать.

— Значит, когда узнали, что приедет горничная, вы уже успели дать Эмерсону те таблетки? — задал вопрос я.

— Так и было. Но я подумала, что это не проблема. Она должна была работать внизу, на кухне и в столовой. Когда Эмерсон начнет засыпать, я помогу ему дойти до постели, потом заберу свою сумку и паспорт, деньги из его кошелька и несколько монет из студии, ровно столько, сколько хватило бы на билет, и выйду через гараж. Горничная даже не узнала бы, что я вышла. А если мне повезет, то Эмерсон не проснется до самого утра. Так я думала тогда. Но он отказался идти спать. — Катя посмотрела на Гарри открытым взглядом. — Теперь я знаю, что, может быть, поступила неправильно. Это должно выглядеть очень плохо со стороны. Но тогда это было все, что я смогла придумать.

Поскольку дозировка лекарства была очень низкой, полицейские вскоре перестанут об этом думать. Это распространенное лекарство. Вполне естественным было бы предположить, что Пайк сам решил принять более сильную дозу, особенно с учетом того, что со временем его организм должен был выработать привыкание к этому виду лекарства. Но как только они увидят отпечатки пальцев Кати на бутылке, все эти домыслы сразу же вылетят у них из головы.

Сами по себе эти факты не казались мне такими уж катастрофическими, особенно если учесть многочисленные противоречившие одна другой собранные улики.

Меня беспокоило то, что Ларри Темплтон, с его искусством манипулировать уликами, был фактором, не поддающимся точному учету. Завтра, когда мы с Гарри встретимся с ним по другому поводу, попытаемся бросить взгляд на магический хрустальный шар коротышки.

Речь идет о визите вежливости. Мы не могли сказать с уверенностью, зачем Темплтон пригласил нас встретиться утром. Такое случается постоянно. Какой-то клерк положил что-то не в тот ящик для улик, поэтому пришлось искать нужную улику несколько дней. Похоже, на этот раз такой уликой оказались шесть фотоснимков, сделанных матерью Кати в Колумбии, отпечатки с которых были сделаны Эмерсоном Пайком. Эти снимки Катя забрала с собой в ночь его убийства, а потом в день ареста их отобрали полицейские.

Глава 19

— Мы должны согласиться с тем, что, пока нужный человек жив, его дело жизнеспособно, — заявил Левеллин.

Гербу Левеллину было слегка за сорок. Волосы цвета соль с перцем в беспорядке топорщились над очками в роговой оправе. Рубашки, рукава которых всегда были закатаны до костистых локтей, казалось, постоянно были в пятнах чернил, свежих и застарелых, из ручки, которая протекла в нагрудном кармане. В то утро этот человек встречался с Торпом в его угловом офисе в штаб-квартире ФБР.

— Объясните мне, как это могло получиться, — попросил Торп. — Я до сих пор сомневаюсь в вопросе по поводу сроков хранения. Везде, где я читал об этом, говорится: десять, максимум двадцать лет, после которых это еще можно использовать в качестве грозного оружия. И даже в этом случае эффект будет минимальным.

Торп хотел быть уверен, что знает, с чем имеет дело, прежде чем станет одним из звеньев цепи и вручит свою голову в чьи-то руки. При этом нужно было учитывать, что этому кому-то придется не по вкусу принесенная им весть, и особенно когда существовала вероятность, что он мог оказаться не прав. Действующий директор пал жертвой собственного оружия. Торп теперь не знал о том, как сейчас выглядит его непосредственный руководитель.

— В данном случае вы можете забыть все то, о чем читали, — заявил Левеллин. — И мне нелегко сказать это. Но имеет место особый случай.