Из-за этого в больнице выполнял функции помощника медсестры: ходил и звал на помощь, когда заканчивалась капельница у соседей по палате. Мама выписалась раньше, лежал какое-то время один, но ничего, справился.
Выбора профессии передо мной никогда не стояло. Отец с детства внушал мне мысль о том, что я буду футболистом. Не представлял себя в другой ипостаси. Всегда только футбол, разговоры о нем. Он очень хотел видеть меня футболистом, и я со временем не видел себя кем-то другим.
Я в силу возраста, а отец в силу опыта понимали, что будет очень трудно пробиться туда, в большой футбол. Тем более мы жили в таком городе, где не было профессиональных спортсменов. Занимался отец со мной очень много и достаточно плотно, не оставляя другого выбора, кроме как стать футболистом.
Один раз он поставил меня на коньки. Других коньков, кроме ржавых «утюгов» (так они назывались), дома не оказалось. Вышел на лед, упал пару раз и понял, что коньки – не мое.
Из-за этого, играя зимой в хоккей, всегда стоял на воротах, потому что не умел кататься на коньках. Очень часто, раза три или четыре на моей памяти, мне шайбой разбивали нос в кровь. Я приходил домой весь залитый кровью.
Также у нас зимой было другое развлечение. Рядом с нашим домом располагалась почта, и по нашему двору всегда разъезжали почтовые машины. Мы цеплялись за лестницу, прикрепленную сзади, и таким образом катались. Ногами стояли на снегу и ехали, как на лыжах.
Так и проходили тренировки: дома с братом, на стадионе с отцом. Зимой в зале играли в мини-футбол. Даже два раза выиграли в Кингисеппе школьный городской чемпионат, в шестом классе я уже выступал за одиннадцатый.
Когда на школьной линейке проходило торжественное награждение победителей чемпионата, директор каждого благодарил за участие. Все были из одиннадцатого класса.
И тут вдруг прозвучало: «Александр Кержаков, 6 “В” класс». Я вышел совсем с другой стороны, там, где стояли средние классы, что вызвало радость в рядах старшеклассников.
Все премиальные они также отдали мне, оставив себе несколько рублей на празднование. Я вернулся домой с немалой пачкой денег после финального матча.
Школа у нас была не особо футбольная. Были, конечно, ребята, которые им занимались, но в других школах имелось намного больше футболистов. Так получилось, что мы всех обыграли. Также потом мы выиграли и летний школьный чемпионат.
Когда мне было десять лет, мы сидели и слушали радио, там объявили о наборе в футбольную школу «Смена» ребят 1982 года рождения. Мы с отцом поехали туда, и я сыграл в просмотровом матче в манеже «Смены».
Понравился тренеру, им тогда был Колодкин. Он подошел к отцу и сказал: «Приезжайте завтра на тренировку». Отец ответил, что мы живем в другом городе и добираться больше двух с половиной часов каждый день в Петербург нам вряд ли возможно.
После этого мы летом, как обычно, уехали в Кувшиново на месяц, там на местном стадионе играли ребята. Я шел с отцом в парке и попросился с ними поиграть, выделялся среди них очень сильно.
Они стали спрашивать, откуда я и так далее. Отец сказал: «Он из Санкт-Петербурга и играет в “Зените”». Ребята серьезно удивились. Уходя, спросил отца:
– Почему я играю в «Зените»? Я ведь только в «Смену» на просмотр ездил и приглянулся.
– Если ты захочешь, ты будешь играть в какой угодно команде.
Просмотр в «Смене» стал для меня неким пробным шаром на мою готовность перехода на новый уровень. В СДЮШОР «Зенита» я попал, когда мне было уже одиннадцать. Через газету нашли объявление, и я с мамой приехал на просмотр.
Попал к тренеру Владимиру Ильичу Петрову. 1982-й – это был его год. Вместе с ним нас просматривал тренер ребят 1983 года рождения Юрий Геннадьевич Соловьев. Они решили взять меня в школу.
Так я и попал в интернат. Но он был не спортивный, в спортивный меня не взяли из-за возраста. Это был интернат для многодетных и малообеспеченных семей. Жить там – это был единственный способ остаться в Петербурге.
Пять дней в неделю ты там учишься, на выходные можешь уехать домой. На тренировки ездил один, в манеж СДЮШОР «Зенит», что на улице Бутлерова.
Селили нас по восемь человек в комнату, условия были спартанские, душа не было. На выходные, когда все дети разъезжались по домам, я уезжал либо к крестной, либо к родственнице крестной, ночевал у них.
Так продолжалось где-то месяца три. Летом вернулся в Кингисепп и сказал родителям, что мне сложно вести такой образ жизни. Тяжело было в 11 лет жить в таких условиях и справляться со всеми бытовыми условиями самому.
Шестой класс я начал в Кингисеппе, жил там до февраля, приезжая в Петербург только по выходным на игры СДЮШОР. В феврале мне исполнилось двенадцать, и директор школы «Зенита», Евгений Наумович Шейнин, устроил меня в УОР (училище олимпийского резерва) № 2.