Однако чернявый, решив, видимо, что быть законченным этапом ему не к лицу, оттолкнул стол, зазвеневший упавшей посудой, и направился следом за своей женщиной.
– Слышь, гандон, руки от неё убрал.
Будь Ванечка потрезвее, да посвежее, понял бы исходящую от мужика опасность, но в данный конкретный момент он уже мысленно раздевал красотку и раскладывал её на большой кровати, стоявшей в отдельном кабинете.
– Пошёл ты.
Брюнет, усмехнувшись, будто именно такой реакции и ждал, аккуратно вытащил блондинку из рук Ильина и со всей дури двинул ему в челюсть. Дальше началось чистое светопреставление. Дружки кинулись на брюнета, который с удивительным проворством принялся раскидывать их в стороны. Блондинка ни с того, ни с сего, проникнувшись видимо старой любовью, вдруг начала молотить, пытающегося влезть в драку, Ванечеку сумочкой по голове.
Увидев такое непотребство, Машка с криком "Да ты охренела, сучка крашенная, моего мужика бить", кинулась на красотку, вцепившись ей в волосы. Машкин спутник пытался делать вид, что вообще просто мимо проходил, но отхватив от одного из дружков, отлетевших в его сторону смачный удар под дых, оказался в центре драки против своей воли. Естественно в клубе нашлось много тех, кто, радостно завопив "наших бьют", приняли активное участие в коллективном дурдоме. Совершенно, правда было не понятно уже, где "наши" и кто кого конкретно бьёт, потому что в творившемся бедламе, как говорил классик, "смешались люди, кони".
В какой-то момент Ванечка, почувствовал, как ему под ребро, чётко в районе сердца, вошел острый стилет, но совершенно не понял происходящего. Даже, упав на пол, он пытался сообразить, почему так немеют руки и ноги, а в глазах становится темно. Потом Ванечка уже ничего не слышал и не видел, в том числе тихого хлопка выстрела, который в этой суматохе, криках и куче – малой не заметил в принципе вообще никто. Пока рядом с Ванечкой не рухнула, истекая кровью, толстая Машка Охритько. Только тогда кто-то из присутствующих сообразил, наконец, что произошло самое настоящее убийство. Сначала раздался женский крик, потом началась паника. Но все это уже совершенно не волновало ни Ильина-младшего, ни лежащую рядом единственную женщину, любившую его вопреки всему. Всё случилось, как он и думал, с издевкой называя себя и Машку Ромео с Джульетой. Их сердца перестали биться практически одновременно.
Глава VIII
– Уходим.
Сашенька за шиворот выдернул меня из копошащейся кучи людей. Во все стороны летели осколки битой посуды, клоки волос и чьи-то зубы. Вот это веселье. Вот это я понимаю.
Протяжный крик "убилииии.." донесся, когда мы уже заводили стоявший рядом с клубом автомобиль.
Разумовский гнал машину злой, как черт. Я упорно смотрела, не отрываясь, в окно и всячески демонстрировала свою непричастность к данному факту.
Наше с ним противостояние началось еще несколько часов назад, когда мы, покинув Фому, отправились в магазин, дабы приобрести вечернее платье, а потом в салон, чтобы сотворить подходящее лицо. От последнего пункта я отнекивалась, как могла. Не для того столько сил было потрачено в попытке стать серенькой и незаметной, чтоб теперь весь этот облик испортили, вернув красоту, которой природа-матушка на кой то ляд наградила меня от души. Четко придерживаясь старого правила "не родись красивой, а родись счастливой", я уже много лет доводила свою внешность до идеального состояния если не дурнушки, то где-то около того.
И вот тебе нате! Сначала мастер салона привела в божеский вид волосы, отчего они обрели блеск и легли ровным приятным глазу каскадом. Еле убедила ее сделать хотя бы французскую косу, чтоб спрятать слишком заметную разницу между "до" и "после". Затем эта дотошная девица прилепилась с вопросом, зачем я темные ресницы и брови высветляю краской, если адекватные женщины делают наоборот. Короче, вытрепала мне все нервы. Но, так как указания сделать меня приятной глазу, были ею получены лично от господина Разумовского, которого торжественно препроводили в зал ожидания и на протяжении всего времени обхаживали со всех сторон, упорная мастерица добилась-таки того результата, что повернувшись к зеркалу, я увидела практически свое настоящее лицо, за исключением одной маленькой детали. Черные от рождения волосы все же оставались пепельными, только дамочка добавила к цвету платину, убрав их мышиную серость. Ну. хоть на том спасибо. Как вспомню, сколько пришлось отвалить, чтоб из жгучей брюнетки превратиться в русоволосую, дурно становится.
Мое "твою мать" все присутствующие приняли за выражение восторга, а на самом деле это был крик души. Разумовского, притащившего меня в эту обитель зла, я ненавидела всем сердцем. Нет, ну надо же так изговнять замечательный образ, столько лет прикрывавший меня от излишнего внимания.