Луд-Туманный

– И подумать только, какие слова мы должны произнести! - шептала бедная женщина. - Такие слова я и в лучшей обстановке не хотела бы услышать, но в таких местах надо быть вдвойне осторожной. Это же так опасно - выражаться при пьяных!

Но эффект, произведенный этими словами, был прямо противоположный тому, которого она боялась. Когда они переступили порог, их встретили враждебными взглядами и грубыми шутками, что могло перерасти в нечто более серьезное, если бы кто-нибудь из гуляк узнал в них двух главных героинь на суде. Но, к ужасу госпожи Перчинки, Хейзел, рупором сложив руки у рта, во всю силу своих молодых здоровых легких прокричала:

– Себастьян Душитель и госпожа Бесс! Клянусь Солнцем, Луной, Звездами и Золотыми Яблоками Запада!

В этих словах, наверное, действительно были какие-то чары, ибо они мгновенно успокоили враждебную толпу. Высокий молодой матрос с очень светлыми глазами и загорелым лицом вскочил на ноги, то же самое сделала накрашенная женщина. Они поспешили к Хейзел. Молодой человек сказал очень уважительно:

– Вы должны извинить нас за грубое обращение. Мы не знали, что вы из наших.

Потом он улыбнулся, обнажив сверкающие белые зубы, и сказал:

– Видите ли, мы так редко встречаем что-то свежее и красивое, а морские волки, как и любые другие, рычат на то, к чему не привыкли.

Шлендра Бесс, не отрывавшая от него глаз, при этих словах стала хмуриться, но у Хейзел они вызвали легкую, не лишенную дружелюбия улыбку; очевидно, она, как и ее тетушка, не испытывала предубеждения против моряков. И в самом деле, моряки обладают шармом, присущим только им. Находясь на суше, они бродят, как привидения, окруженные ореолом иной стихии. А Себастьян Душитель был отличным моряком.

Хейзел тихо передала ему послание, которое Душитель повторил на пальцах для Шлендры Бесс. Он настоял на том, чтобы сопровождать их к мастеру Амброзию: сказал, что подождет на улице, а затем проводит домой.

Мастер Амброзий заставил женщин повторить слова послания несколько раз, а потом долго и подробно расспрашивал о гонце.

Он несколько раз прошелся взад-вперед по комнате, бормоча про себя: "Иллюзия! Иллюзия!"

Внезапно, обернувшись к Хейзел, он резко спросил:

– Какие у вас, собственно, основания верить в то, что этот парень действительно пришел от мастера Натаниэля?

– Никаких, сэр, - ответила Хейзел. - Но нам ничего не оставалось делать, как вести себя так, будто он действительно от него.

– Понимаю, понимаю. Ты тоже оседлала ветер - так он сказал, да? Клянусь Урожаем Душ, в странные времена мы живем.

А затем он погрузился в мрачные раздумья, явно забыв об их присутствии; поэтому женщины сочли за лучшее тихонько уйти восвояси.

С того вечера чернь Луда-Туманного перестала доставлять властям какие бы то ни было хлопоты.

Когда конницу, расположившуюся на границе, отозвали в Луд, и стражники рассказали о том, что видели мастера Натаниэля, едущего в одиночестве к Эльфским Пределам, госпоже Златораде начали выражать соболезнование как вдове. Она стала вести совершенно уединенный образ жизни и отказывалась принимать даже старых друзей, хотя все они сожалели о своих несправедливых подозрениях по поводу мастера Натаниэля, были полны раскаяния и стремились доказать это, оказывая услуги его жене.

Иногда она делала исключение для мастера Амброзия; но истинной поддержкой и опорой стала для нее старая Конопелька. Ничто не могло поколебать уверенность старухи, что с Шантиклером все обстоит благополучно. А истинный якорь - это не надежда, а вера, даже если это чужая вера. Поэтому веселая уютная комнатка под крышей, в которой мастер Натаниэль играл, когда был маленьким мальчиком, стала для госпожи Златорады единственным пристанищем, где она проводила большую часть дня.

Хотя Конопелька никогда не забывала, что госпожа Златорада была всего-навсего Виджил, однако по-своему очень к ней привязалась. В самом деле, она почти простила ей то, что госпожа Златорада пролила чашку шоколада на скатерть, когда вскоре после помолвки приехала навестить - родителей мастера Натаниэля - почти, но не совсем, ибо для Конопельки белье Шантиклеров было священно.

Однажды ночью в начале декабря, когда первый снег укрыл землю, госпожа Златорада, почти утратившая способность спать, без сна ворочалась в постели. Ее спальня выходила одним окном в переулок. Вдруг ей показалось, что она слышит тихий стук в парадную дверь. Она села и прислушалась - вот опять. Да, кто-то стучал в дверь.

Она выскочила из постели, накинула халат и с бешено бьющимся сердцем бросилась вниз по лестнице.

Трясущимися руками она открыла засовы и распахнула дверь настежь. Маленькая хрупкая фигурка ежилась у порога.

– Черносливка! - воскликнула госпожа Златорада. Девочка бросилась в объятия матери.

Несколько минут они стояли, рыдая и обнимаясь, слишком глубоко взволнованные, чтобы задавать какие-либо вопросы и объяснять что-либо.

Но их прервал ворчливый голос с верхней площадки лестницы: