Марисель взяла у меня потрепанную библиотечную книгу и дня два не появлялась во дворе. Читала...
А я жил в предвкушении торжества. Я уже видел, как Марисель, возвращая мне книгу, тяжело вздыхает, сожалея, что нельзя забрать ее насовсем. И высоко подымает вверх большой палец, как знак высшей оценки. А я, как и подобает победителю-триумфатору, снисходительно говорю Марисель:
- Ну вот, а ты говорила - глупости...
А Марисель смущенно отвечает:
- Ну, ошиблась, с кем не бывает...
И просит:
- Дай почитать еще что-нибудь...
Однако, как это часто бывает, мои розовые мечты разбились о суровые скалы реальности. Марисель молча сунула мне в руки книгу, и на мой вопрос:
- Ну, как? - кисло скривилась и небрежно бросила:
- Чушь собачья!
- Почему? - удивился я, немного обиженный столь нелестным отношением к понравившейся мне книге.
- Потому что там написана неправда, - ответила Марисель. - Все эти фантасты сами никогда не летали на другие планеты, поэтому и выдумывают разную чепуху. Не понимаю, Андрей, как тебе может нравиться фантастика? с искренним недоумением спросила она.
- Ты, между прочим, тоже никогда не летала на другие планеты, - ответил я, - поэтому не можешь...
Однако Марисель не дала мне договорить. Она ядовито усмехнулась, подняла вверх указательный палец, словно призывала меня к молчанию, и сказала, как отрезала:
- Ты говоришь, я не летала на другие планеты? Допустим, что это так. Но я же не пишу о том, что не знаю. А фантасты пишут. Зачем?
- Но ведь это фантастика! Художественная условность! - продолжал я обороняться, однако темпераментная Марисель пустила в ход тяжелую артиллерию:
- Фантастика есть ложь, - безапелляционно заявила она. - А я, между прочим, девочка. Слабый пол. Ты должен мне уступать. А во-вторых, я кубинская девочка. И очень тебе нравлюсь. Значит, ты тем более должен мне уступить.
Я почувствовал, что сейчас покраснею, и отвернулся. Марисель была права.
Мне она нравилась. Ну, не то, чтобы очень, но...
Трудно было скрыть это необъяснимое чувство. Ведь Марисель была такая красивая... И мне очень хотелось, чтобы она подольше смотрела на меня своими бездонными черными глазами. Потому что когда она на меня смотрела, я чувствовал, что могу подняться без помощи крыльев к самим пушистым и легким облакам. Поэтому я всегда соглашался с Марисель, даже когда она была не права. Вдруг она обидится на меня, и больше никогда на меня не посмотрит так... Мне не хотелось, чтобы наши разные литературные пристрастия поссорили нас, и я уступал.
Хотя по-прежнему брал в библиотеке фантастику...
II
Медленно шли дни, недели, месяцы, и случилось так, что я увлекся старинной архитектурой. Это случилось вскоре после того, как я побывал в Ленинграде.
Меня буквально покорил этот сказочный северный город, его каналы и улицы, площади и дворцы. Я навсегда влюбился в застывшую музыку петербургских дворцов и площадей. И с тех пор уже не мог равнодушно пройти мимо любого старинного здания, не рассмотрев его как следует со всех сторон, не попытавшись определить, пусть даже ошибочно, к какому времени оно относится, в каком архитектурном стиле построено.
Звезды, астрономия были напрочь забыты. Я обложился другими книгами путеводителями по городам мира, толстыми справочниками по архитектуре, фотоальбомами с видами древних городов. Я стал свободно чувствовать себя среди таких доселе неведомых мне понятий, как "ордер", "фриз", "закомара", "восьмерик на четверике" и даже "золотое сечение". Словом, во всем том, о чем всего несколько недель назад не имел ни малейшего представления.
Марисель вначале обиделась на меня - как же, предал астрономию, бросил кружок, и даже в мой телескоп больше смотреть не хочет, а я хотела показать ему несколько новых планет...
Но вскоре Марисель стала сама испытывать интерес к моему новому увлечению.
Быть может, оттого, что и она сама побывала в сказочном городе на Неве две недели спустя после того, как оттуда вернулся я. Иностранцам часто устраивали экскурсии по городам России, чтобы они лучше узнали страну, в которой временно живут...
..Марисель и Фиделина очень плохо разбирались в архитектуре. Особенно Марисель. Она с трудом могла отличить ампир от классицизма, готику от барокко, конструктивизм от модернизма. Однако незнание азов отнюдь не мешало ей с чисто южной эмоциональностью восторгаться архитектурными памятниками разных эпох, которыми был богат Староволжск.
Я часто водил Марисель, Фиделину, других кубинцев, живших в "иностранном дворе" по Старому Городу, по старинным улицам и переулкам, рассказывая им то, что знал об истории моего города, об его каменной летописи.
А летопись эта была у нас очень богатая, нужно было только уметь читать ее обветшавшие от времени страницы.