Луэлла

Марисель делилась с Фиделиной «жизненным опытом» на правах «старожила» — к тому времени она прожила в Староволжске почти полтора года…

Вскоре Фиделина освоилась, перестала шарахаться от всех подряд. Ей уже не нужна была Марисель как наставница. Девчата стали просто подругами.

Подругами не разлить водой. У них были свои маленькие секреты, в которые девчата не посвящали не только меня, но и любопытную Таньку Громову.

Танька, впрочем, ничуть на них не обижалась. Наоборот, даже мне советовала не обижаться — дескать, они же девчонки и имеют право скрывать свои самые сокровенные тайны от излишне настырных лиц противоположного пола. Я соглашался с Танькой, но считал, что она лукавит. Как и любая нормальная девчонка, Танька отдала бы многое, чтобы узнать, о чем шепчутся под кронами тополя, растущего в самом центре двора, две кубинки — Марисель и Фиделина. По крайней мере, мне так казалось…

Острословы «иностранного двора» шутливо называли Марисель и Фиделину сиамскими близнецами. И добавляли, что если и есть в мире что-нибудь невероятное, так это увидеть подруг порознь. В «иностранном дворе» получила распространение своеобразная народная примета: видишь Марисель — жди Фиделину. И наоборот…

И вот теперь, когда Фиделина осталась одна, я должен был ей рассказать о Луэлле…

VII

У парадного входа в школу я увидел Таньку Громову, девчонку из параллельного класса. Их класс на этой неделе дежурил, и Танька вместе с двумя одноклассниками несла боевую вахту у тяжелых дубовых дверей парадного входа и следила за порядком. То есть за тем, чтобы никто не посмел войти в школу через этот самый парадный вход, предназначенный неписаными школьными правилами исключительно для администрации и учителей.

Простым смертным, под которыми, конечно же, подразумевались мы, ученики, этими же суровыми и непререкаемыми законами предписывалось заходить в здание школы исключительно со стороны черного хода, который располагался с противоположной стороны школьного здания.

Но, как известно, запретный плод всегда сладок. Для большинства из нас делом доблести и чести было стремление во что бы то ни стало прорваться в школу именно через парадные двери. Особенно когда дежурили ребята из младших классов. В такие минуты возле школы можно было снимать революционные фильмы о взятии Зимнего дворца революционными рабочими и солдатами.

Впрочем, если очень хотелось попасть в школьное здание через парадное, наплевав на законы и правила, необязательно было устраивать Октябрьскую революцию. Гораздо проще и безопаснее было воспользоваться приятельскими отношениями с дежурными.

Что я и сделал. Таньку Громову я хорошо знал, она тоже часто бывала в «иностранном дворе». И тоже дружила с кубинцами.

— Saludo[1], Танька, — сказал я по-испански, подходя к Громовой. Служишь Советскому Союзу?

— Servio poco a poco, como ves[2],- ответила Танька тоже по-испански.

Стоит сказать, что Танька была столь разительно похожа на кубинку, что когда я впервые увидел ее, смуглолицую девчонку с длинными — по пояс волосами, черными, как вороново крыло, отливающими позолотой под жаркими лучами летнего солнца, то сразу решил, что приехала новая кубинка. И невозможно было передать мое изумление, когда Танька, смеясь, сказала мне, что никакая она не кубинка. Что жила она раньше на Украине, у Черного моря, недалеко от Одессы — «наверное, потому я такая черная». Самое смешное, что кубинцы вначале тоже посчитали Таньку за свою соотечественницу. То-то было смеху, когда все раскрылось…

— Фиделина пришла? — спросил я у Таньки.

— Только что.

— Как она?

— Будто не знаешь. Поставь себя на ее место.

— Мне и на своем не очень весело, — признался я.

— Понимаешь, — сказала Танька, — Фиделине намного сложнее. Ведь она еще не скоро увидит Кубу, а Марисель уже там.

«Психолог, — подумал я, — знала бы ты, где сейчас Марисель…» Но ничего не стал говорить. Все равно Таньке не понять. Скажет, что я обчитался фантастикой, и мне повсюду мерещатся космические пришельцы. И добавит что-нибудь вроде: «Ну, если ты считаешь Кубу другой планетой, тогда конечно…». А потом ввернет свою любимую приговорку: «Хорошенький поворотик на двенадцать парсеков влево…».

Впрочем, Танька тоже любила фантастику. И даже сама сочиняла разные фантастические истории, которые называла «Сказками из жизни двадцать второго века». Она записывала их в толстую общую тетрадь в синем клеенчатом переплете и читала во дворе, когда мы собирались у нашей скамейки под кроной векового тополя… Фиделина как-то восхищенно сказала Таньке: «Ты будешь писательницей!». На что Танька грустно улыбнулась, пристально посмотрела на Фиделину, положила ей руку на колено и сказала:

«А я думаю, что писательницей будешь ты…» — «Да что ты говоришь! — воскликнула Фиделина, — я даже сочинения писать не умею, потому что мне трудно придумывать…» — «Ничего, научишься, — ответила Танька, — у тебя еще очень много времени впереди…».