Когда я расспрашивал Таньку, почему она придумывает истории о двадцать втором веке, а не о двадцать первом, она отвечала: «Двадцать первый век наступит очень скоро, и вы все увидите своими глазами, и о нем неинтересно придумывать. А до двадцать второго века еще очень далеко, поэтому я могу придумать все, что угодно, и никто из вас не сможет сказать, что я говорила неправду». С логикой у Громовой был полный порядок, однако мне всегда почему-то казалось, что её «Сказки» были не совсем сказками. Я не знал, откуда у меня было такое ощущение, но мне казалось, что будущее через сто пятьдесят лет будет именно таким, каким я его видел в фантазиях выдумщицы Таньки Громовой…
— У Фиделины сейчас какой урок?
— Физика, кажется…
— Понятно… Слышь, Танюха, ты хороший человек?
— Никто пока не жалуется, а что?
— Да понимаешь, лениво переться через черный ход. Пропустишь по старой дружбе?
— Проходи, — сказала Танька, — завуча, кажется, нет. Кстати, во двор сегодня придешь?
— Надеюсь. А что?
— Да так, ничего особенного, — ответила Танька, — но обещаю: будет интересно…
— Интригуешь, миледи, — усмехнулся я. — Сказала бы проще: «Вчера вернулась из будущего, привезла новую историю, но по пути потеряла машину времени.
Получился неприятный поворотик на двенадцать парсеков влево…»
— Я так и хотела сказать, — ответила Танька, — но ты меня опередил…
— Так и было задумано!
— Патруль времени тебе этого не простит! — грозно ответила Танька.
— Ничего, отобьемся, — весело отозвался я.
— Ладно, проходи побыстрее, а то еще директриса застукает, а это будет пострашнее патруля времени. А вечером приходи во двор, будут все наши…
— Кроме Марисель, — вырвалось у меня.
— Кроме Марисель, — как эхо отозвалась Танька.
И я почувствовал, как к горлу медленно подкатывается противный вязкий комок…
Едва я вошел в школу, как нос к носу столкнулся с Ленкой Воронюк.
Она возвышалась в дверях спортзала, по-наполеоновски скрестив на груди руки, и сверлила меня зелеными кошачьими глазками. И ее пристальный взгляд красноречиво свидетельствовал о том, что Ленка вчера вечером или даже сегодня утром не поленилась выяснить, действительно ли моя мама заболела.
А так как она не болела и в ближайшее время болеть, надеюсь, не собиралась, то и ежу было понятно, что Ленка не простит мне вчерашнего побега с генеральной уборки, и потому мне нужно готовиться к самым крупным неприятностям в своей жизни.
Но сейчас у меня было не то настроение, чтобы выслушивать нотации надоедливой активистки-общественницы. Я думал о Луэлле и Фиделине, и если бы сейчас в школьном дворе разразилось извержение вулкана, а на город упала атомная бомба, то эти разрушительные бедствия я не счел бы достойными своего внимания.
…Кто хоть раз в жизни расставался с друзьями, поймет меня…
— Бородин! — повелительно прозвучал непререкаемы голос. — Быстро ко мне!
«Зовет, словно уличную дворнягу», — проскользнула слабая мысль, но ноги сами понесли меня к грозной старосте класса. «Сейчас начнется», обреченно думал я, мысленно содрогаясь оттого, какую пытку мне предстоит выдержать в самое ближайшее время.
Но, к счастью, все обошлось. Судьба решила ненадолго смилостивиться надо мной и послала мне на помощь ангела-спасителя в лице старшей пионервожатой. Она деловито подошла к Вороне и что-то сказала ей. Та удивленно пожала плечами и ушла следом за ней, бросив напоследок взгляд в мою сторону, красноречиво свидетельствующий о том, что я рано радуюсь, потому что она разберется со мной сразу, как только освободится.
И я с легким сердцем пошел на третий этаж, искать Фиделину. И наткнулся на лестнице Снежану, болгарку из «иностранного двора».
— Ты отчего такой грустный? — спросила она.
— Так, — махнул я рукой. Не хотелось посвящать Снежану в свои проблемы, хотя с ней у меня были хорошие, почти дружеские, отношения.
— А я знаю, почему. Слинял вчера с уборки кабинета?
— Откуда ты знаешь? — удивился я.
— Догадалась. Ваша инквизиторша Лена кому угодно может испортить настроение.
Снежана хорошо знало Ленку-Ворону. Какое-то время назад, мне казалось, они были друзьями. Но потом, как это часто бывает, из-за чего-то разругались.
Я не знал причин ссоры, Снежана мне не говорила, а с Вороной у меня были не те отношения, которые предполагали бы разговоры по душам. Однако я заметил, что Снежана обходила Ворону десятой дорогой…
— Ты так и не помирилась с ней? — поинтересовался я.
— Еще чего! — вспыхнула Снежана. — Я с такими занудами не разговариваю!
— Тебе легче, — вздохнул я. — Я учусь с ней в одном классе.
— А ты меньше обращай внимания на разных придурков, — посоветовала Снежана.
— Нервные клетки, говорят, не восстанавливаются.
— Хотелось бы, — сказал я, — но знаю, что мне сегодня не выпутаться…
— Не бойся, — подбодрила меня Снежана, — все будет хорошо.
— Твоими бы устами… Ладно, не будем о грустном. И так со вчерашнего дня настроение паршивое, а тут еще эта зануда!
— А что случилось вчера?
— А ты разве не знаешь? Марисель уехала.
— Ага! — воскликнула Снежана. — Джульетта уехала, а Ромео страдает от любви!