Luftwaffe-льники

В реальной жизни настоящих наручников никто из нас никогда не видел и пользоваться ими не умел. Даже теоретически. Прозорливый начкар лейтенант Зайчик, дабы избежать развития лавинообразного и нездорового ажиотажа среди любознательных «детишек-переростков», счел необходимым скрыть сам факт наличия потенциальной игрушки. И это правильно. От скучающего стада курсантов-экспериментаторов можно ожидать чего угодно. Ребята начали бы дурачиться и баловаться, приковывая друг друга повсеместно.

Если бы не сопровождение опасного арестанта, то наличие наручников так и осталось в глубокой тайне до самого окончания наряда. Потом наручники были бы тихо и без суеты переданы по описи военного имущества следующему начальнику караула. И так же спокойно и мирно пролежали бы в ящике стола до очередной пересменки.

Но по закону жанра: «Если на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит!» Пришла пора стрелять и наручникам. По крайней мере, громко щелкнув, заявить о своем присутствии.

Весь состав караула жестоко завидовал Виктору. Еще бы, наделенный законной властью, небрежно покручивая на указательном пальце тускломерцающие браслеты, Копыто олицетворял собой само Правосудие. Суровое, неотвратимое, но справедливое.

Лейтенант Зайчик скептически посмотрел на счастливого Виктора и продолжил инструктаж.

– Курсант Копыто! Все просто. Берешь осужденного, прямо в камере сковываешь ему руки за спиной. Парень реально опасен, поэтому без сантиментов. Терять ему нечего, он расстрелял состав выездного караула. Всех добил, сука! Так что без церемоний и реверансов. Патрон в стволе, но от греха подальше – поставь автомат на предохранитель. В разговоры с мерзавцем не вступать. Любопытство свое не тешить. Подробности дела настолько омерзительные и чудовищные, что лучше не знать. Итак, сковал и сразу ведешь в здание военной прокуратуры в кабинет военного коменданта. Дверь с табличкой сразу у поста на первом этаже направо, не ошибешься.

– Многих убил?

– Семь новобранцев. Первый караул после присяги и прапорщика. Плюс проверяющего офицера. Дедушка сраный! Его пьяного с наряда сняли за жестокость и издевательства, а он… девять душ загубил. Так Копыто, я все вижу! Ты, давай там без самодеятельности. С энтузиазмом, но без фанатизма! Я тебя знаю, застрелишь звереныша при попытке к бегству. Все, Виктор, приговор вынесен. Приговор  справедливый. Не нам с тобой судить. Нам его передать из рук в руки и забыть. Сопроводительные документы на душегуба уже у коменданта. Милиция там же. Чай пьют, заждались давно. Звонили уже.  Автозак у шлагбаума, но это уже не наша забота. Пойдешь один. Недалеко. Шестьдесят шагов. Твою дорогу мне из окна видно, так что не чуди. Понял? Туда и назад. Все понял?!

– Понял.

– Не «понял», а «так точно»! Вернемся в роту, за утреннюю смекалку и оперативность, проявленную при задержании беглеца, объявлю благодарность. Рад?

– Мне бы, товарищ лейтенант, лучше бы амнистию.

– Какую еще амнистию? Не понял. Разъясни.

– У меня еще где-то в районе одиннадцати внеочередных нарядов осталось. Накопилось чего-то вдруг. Ни с того, ни с сего. Все больше незаслуженные, случайные. Само собой как-то, вот. Отстоять не успел да и не очень хочется…

– Тьфу ты, а я уже черти чего подумал. Амнистия. Вот сказанул. Ты иди, потом разберемся. Кстати, ключ от наручников не забудь. Маленький, зараза, не потеряй. В одном экземпляре. И не забудь наручники с гаденыша снять. А то менты заиграют, мы тогда караул, хрен, сдадим. Браслеты по описи числятся. Ну все, топай! Я за тобой смотрю!

Копыто сунул ключик от наручников в карман пыльной шинели. На входе в коридор с камерами, я незаметно передал Витьке два его магазина с патронами, находившиеся у меня на временном хранении. Один из них Виктор подоткнул к автомату, второй засунул в подсумок на поясе. Передернул затвор, поставил «калашик» на предохранитель, пристегнул штык-нож. Лицо его было серьезным и сосредоточенным.

Возле камеры № 1 Витя передал стоящему на посту курсанту Яровому письменное распоряжение начкара о конвоировании осужденного. Андрей Яровой по телефону перепроверил у лейтенанта Зайчика полученное распоряжение и получив подтверждение, открыл дверь камеры.

 Витя пробыл внутри камеры недолго. Он выполнил все, как полагается, и даже немного больше. Убийца был жестко скован и беспрекословно выполнял все отрывистые и строгие команды конвойного Копыто.

Яровой потом рассказал, что в камере № 1 добродушный и безобидный Витя мало в чем себе отказал. Он пинал дедулю-душегуба истово, с несвойственным ему остервенением. Еле оттащили. По словам Андрюхи Ярового, ублюдок летал в своей камере от стенки к стенке, словно мячик.

За неуставные действия в камере № 1 курсанта Копыто никогда не осуждали. Я думаю, многие из нас на его месте сделали бы то же самое. А то и еще хуже. Девять жизней – это страшный аргумент. Подобных уродов надо лечить! Причем, лечить очень больно.