Лугару (СИ)

— Тюрьма переполнена. Решили освободить.

— Ты о чем?

— Машина смерти. Ее пригнали сюда.

— Машина смерти? — у него перехватило дыхание.

— Оставь меня! Ты не понимаешь…

— Расскажи.

— Нет! — Голос чекиста буквально сорвался на истерику. Он прекратил расспрашивать, понимая, что его несчастный товарищ едва удерживается на той тонкой черте, которая отделяет разум от сплошного безумия.

На следующее утро — вернее, еще до рассвета, дверь камеры распахнулась. На пороге появился один из следователей и двое солдат, вооруженных винтовками. Следователь зачитал список из восьми фамилий. Среди них не было ни его, ни бывшего чекиста. Люди построились. Их вывели в коридор. На их лицах было нечто похожее на бодрость — любая перемена в их положении считалась плюсом. И любое движение в сторону, противоположную камере, автоматически считалось надеждой, как бы абсурдна и жалка она ни была.

Дверь захлопнулась, в камере наступила тишина. Он тихонько подсел к чекисту.

— Куда их повели, на допрос?

— Ты не понял, — тот укоризненно посмотрел на него, — в тюрьму пригнали машину смерти. Я же сказал тебе, что тюрьму решили разгрузить.

— Когда же они вернутся?

— Они не вернутся, — и отвернулся к стене, показывая, что больше не желает продолжать разговор.

Заключенные не вернулись. Через два дня повторилось то же самое. И еще через день. В камере остались четверо: он, чекист и еще двое «старожилов», избитых настолько, что ни на одном из них не было живого места. Бывшего учителя истории с содранной кожей тоже забрали.

В камере стало необычайно просторно. Воздух сразу посвежел. Но никого не радовало это иллюзорное подобие комфорта.

— Почему не забрали нас? — спросил он чекиста, когда почти все нары оказались пустыми.

— Значит, мы еще нужны. Вот ты признался, что работаешь на румынскую разведку? Нет. Так чего спрашиваешь?

— Что будет с нами?

— Я же тебе сказал. Нас отправят на шестой километр Овидиопольской дороги.

На следующую ночь после этого вновь раздался машинный рев — точно такой же, как был некоторое время назад. Но теперь его слышали только четверо. Чекист больше не крестился.

— Увезли, — выдохнул чекист, — нам повезло в этот раз. Но это не значит, что нам будет везти всегда.

— Можешь ты объяснить? — рассердился он.

— Я видел один раз это изобретение в действии. Черт знает, кто его изобрел. Его используют, когда надо казнить много заключенных за один раз — как правило, до 10 человек.

— Казнить? — замер он.

— А ты думал, их на прогулку вывезут? — огрызнулся чекист. — Казнить, конечно. Разгрузить тюрьму. А то набили…

— Что это такое, машина смерти?

— Это полностью закрытый автозак. У него мотор мощнее и резче, поэтому он ревет громче всех остальных грузовиков. Мы ведь слышали его сквозь стены. Действует по очень простому принципу. Заключенных заводят в кузов, якобы куда-то везут, и плотно закрывают бронированную дверь. Выхлопная труба выводится внутрь кузова, и, когда машина едет, выхлопные газы идут внутрь, на людей. Люди задыхаются и умирают при перевозке. Тела сразу везут в крематорий и сжигают, чтобы скрыть следы. Потом душегубку дезинфицируют и готовят к следующей партии.

— Откуда ты знаешь это?

— Ты забыл, кем я был? Однажды я сам сажал в такую машину людей.

— Где ее изобрели?

— В одном из лагерей НКВД — где же еще?

Он молчал, пытаясь осознать смысл сказанного. Но его душа отказывалась в это верить.

— Поэтому я так перепугался, когда услышал знакомый рев, — пояснил чекист, — я узнал бы его из тысячи.

— Понимаю, — кивнул он.

— А знаешь, есть один интересный момент. У наших НКВДшников эту машину — вернее, конструкцию такой машины, зачем-то купили немцы.

— Немцы? — не понял он.

— Ну да. Там же сейчас нацистская партия пришла к власти. Собираются, наверное, ужесточать порядки. Вот и купили душегубку у наших. Изобретение машины смерти… Тоже будут перевозить.

После этого разговора он не смог заснуть. Что-то разрасталось в глубине него, как снежный ком. Что-то огненное и пугающее, такое, каким бывает предчувствие.

Посреди ночи он присел на нары к чекисту и разбудил его, тряся за плечо.

— Расскажи мне про этот лагерь, на шестом километре… Где лаз?

— Зачем сейчас? Там покажу, — буркнул чекист, недовольный, что его оторвали от сна даже в таком месте.

— Сейчас. На всякий случай. Нас могут отправить по отдельности. Если я вырвусь раньше, то тебе помогу. Хотя бы вещи в селе подготовлю. А если ты первым, то ты — мне.

В конце концов чекист согласился. Сбив со стенки кусок штукатурки, он нарисовал на полу план.

Через два дня после этого чекиста принесли в бессознательном состоянии и швырнули на пол. Он бросился к человеку, уже ставшему для него другом. Лицо его было синим. А руки… Его запястья на обеих руках были разодраны до кости, и из этих жутких ран толчками вытекала густая, венозная кровь, заливая весь пол. Что они делали с ним? Было похоже, что его подвесили на что-то острое на запястьях, и он оборвался. Думать дальше было нельзя — рассудок отказывался повиноваться.