Она была немолода, но зато какое веселье светилось в самой ее походке, в соблазнительной игре ее раскачивающихся из стороны в сторону бедер, в живых, манящих, бесшабашных колыханиях ее грудей, едва скрываемых блузкой… На ней были замшевая юбка и ковбойские сапоги до колен, сапоги были ее ошибкой, ибо без них ее ноги были бы восхитительны, очертания ее ног читались даже сквозь грубую кожу ее сапог. Она подошла к нам и прислонилась к двери нашей машины. Ее веки опустились, словно на ресницах висел невыносимый груз, кончиком языка она облизнула свои ярко накрашенные губы.
— Доброе утро, ребятки, — поприветствовала она нас низким голосом. — Не могли бы вы мне помочь сориентироваться на этой дороге.
— Что за черт! — перешел в атаку Райли. — Из-за вас мы чуть не перевернулись.
— Странно, что ты вообще затронул эту тему, — сказала она, запрокинув свою большую голову, выставляя напоказ волосы, перекрашенные в персиковый цвет. Сами волосы были тщательно завиты в водопад кудряшек, что напоминали колокольчики — только беззвучные. — Ты превысил скорость, дорогой, — умиротворяющим тоном пожурила она его. — Полагаю, что на этот счет есть кое-какие законы против превышения скорости. Они есть против всего, особенно в этой дыре, — продолжила она.
Райли тоже не сдавался:
— Законы есть. Особенно против такого драндулета. На таких просто не разрешено передвигаться.
— Я знаю, дорогой, — женщина засмеялась. — Поменялась бы с тобой, да боюсь, моя компания не вместится в твою машину, мы и в нашей-то еле помещаемся… Не угостишь сигаретой? Благодарю, как это мило.
Когда она прикуривала, я мог заметить ее костлявые руки, абсолютно неокрашенные, грубо обработанные ногти. Правда, один ноготь был черным, похоже, что когда-то она прищемила палец в двери.
— Мне говорили, что если ехать прямо по этой дороге, то можно найти миссис Долли Тальбо — кажется, она живет где-то на дереве, не будете ли вы так любезны показать мне дорогу?
Позади нее сгрудилась целая толпа разнокалиберной ребятни, высыпавшей из грузовичка: среди них были дети, что едва ковыляли на своих еще неокрепших ногах, с соплями, ниспадающими до колен, были девочки, которым впору было бы носить и бюстгальтеры, и кучка подростков, из которых некоторые были по росту как взрослые мужчины. Я насчитал десять голов, включая косоглазых близняшек и совсем еще крохотного ребеночка, которого волочил за собой пацанчик лет так пяти. Но мой расчет оказался не совсем правильным, поскольку дети так и продолжали сыпаться из машины, словно кролики из волшебного ящика фокусника, до тех пор, пока вся эта команда не заполнила собой всю ширину дороги на этом участке.
— Это все ваши? — спросил я, искренне потрясенный.
По уточненным расчетам, количество детей достигло пятнадцати. Особенно приметным был небольшой такой пацан лет двенадцати, в очках и в огромной, даже сверхогромной для него ковбойской шляпе — не мальчик, а ходячий гриб. Большинство из них носило либо полную ковбойскую экипировку — техасские шляпы, сапоги и прочие причиндалы, либо некоторые элементы национального ковбойского костюма — как минимум, специальный шарф. Сам же их вид был далек от ковбойского — они выглядели какими-то потерянными, даже жалкими, и еще хворыми и бледными, словно всю жизнь питались только отварной картошкой и луком. Беззвучные, пасмурные, словно призраки дороги, они молча обступили нашу машину, чуть ли не вися на ее бортах. И лишь один из них был вполне земным существом — он все терся вокруг фар и постоянно пробовал крепость крыл машины своим слабоватым телом.
— Точно, дорогой, все мои, — ответила женщина, присев на корточках перед крошкой-девочкой, стоящей на одной ноге и изображавшей из себя Майское дерево. — Но ты знаешь, иногда я думаю, пара из них не наша, по-моему, подобрали где-то… — добавила она, невинно пожимая плечами, и некоторые дети, из тех, что постарше, улыбнулись.
Похоже, что дети любили ее безумно.
— Отцы некоторых из них мертвы, другие-то живы, наверное, — так или иначе, но живут… да и Бог с ними, нам нет никакого дела до них — мертвы ли они или живы. — Здесь она спохватилась: — Кстати, если вы не присутствовали на нашей вечерней встрече: меня зовут Сестра Ида, я мать Маленького Хоумера Хони.
Мне стало интересно, который из этой оравы был Маленьким Хоумером. Она метнула ищущий взгляд в гущу ребятни и затем выудила оттуда того самого очкастого пацана. Тот, раскачиваясь под своей шляпой, отсалютовал:
— Хвала Христу. Хотите свисток? — После этих слов он надул щеки и свистнул в оловянный свисток.
— С помощью такого свистка ты можешь напугать самого сатану, — объяснила его мать. — А кроме того, их можно использовать и в других, более практических целях.
— Двадцать пять центов, — стал торговаться мальчик.
И я бы купил один такой свисток, если бы я имел деньги, — по ним было заметно, что они голодны. По-видимому, Райли озарила та же догадка: во всяком случае он купил два свистка на полтинник.
— Благослови тебя Бог, — сказал маленький Хоумер, пробуя монету на зуб.