Луи Армстронг Американский Гений

Вскоре Армстронг выехал в Филадельфию, чтобы репетировать с оркестром Хендерсона. Однако оказалось, что там царит полнейший хаос. Оркестр пополнился белыми музыкантами, главным образом скрипачами. Кроме того, под тем предлогом, что Хендерсон не имеет опыта работы в ревю, Юманс предложил поручить руководство оркестром другому дирижеру, некоему Роберту Гетцлю, который тут же начал выгонять друзей Хендерсона и заменять их белыми исполнителями. Джазмены Хендерсона всегда отличались разболтанностью, и, возможно, именно из-за этого их и уволили, но, как мне кажется, основная причина заключалась в том, что белые музыканты просто не хотели работать вместе с неграми. Ситуация довольно типичная. Даже в 1970-е годы некоторые белые музыканты крупнейших симфонических оркестров США отказывались играть рядом с чернокожими коллегами. Как всегда в таких случаях, Хендерсон повел себя крайне пассивно, и в конечном счете все его оркестранты, включая Армстронга, либо были уволены, либо, негодуя, ушли сами. Так прекратил свое существование один из самых замечательных оркестров тех лет. Многие из музыкантов Хендерсона не простили ему предательства и никогда с ним больше не работали. Как писала одна гарлемская газета, Армстронг был уволен, «поскольку не сумел приспособиться к требованиям, предъявляемым коммерческой эстрадой». В истории американской музыки, пожалуй, трудно встретить более нелепую оценку таланта. Впоследствии друзья Хендерсона в какой-то степени были отомщены тем, что, несмотря на великолепное музыкальное сопровождение, спектакль «Great Day» с треском провалился и Юманс понес значительные убытки. Приехав в Нью-Йорк, Армстронг поселился в Гарлеме. По сравнению с 1924 годом этот район изменился до неузнаваемости, поскольку во второй половине 1920-х годов начался удивительно быстрый процесс превращения некогда элегантной столицы негров в ужасающие трущобы. Одной из причин такой деградации была страшная перенаселенность. Низкий доход в сочетании с высокой квартирной платой вынуждал несколько семей селиться в одной квартире. Кроме того, бывшим сельским жителям крайне трудно оказалось приспособиться к городским условиям жизни. Наконец, так же, как и Чикаго, Гарлем страдал от засилья гангстеров. С введением «сухого закона» все кабаре оказались в руках подпольных шаек, контролировавших незаконную торговлю спиртными напитками и наркотиками. Процветали рэкет и проституция. В замаскированных под аптеки и кондитерские лавочки заведениях шла бойкая торговля вином. По улицам, не зная, чем себя занять, слонялись шести-семилетние дети с болтающимися на шее ключами от дома. Как пишет Ософски, «в течение каких-нибудь десяти лет Гарлем из района комфортабельных городских кварталов превратился в район острейших социально-экономических проблем и остается таким по сегодняшний день» .

Osofsky G., Harlem: The Making of a Ghetto, p. 135.

Но, несмотря на такие перемены, Гарлем, по словам того же Ософски, «в глазах большинства белых, да и многих негров тоже, был по-прежнему местом развлечений, где живут постоянно поющие и танцующие люди» . По вечерам там открывалось множество кабаре, кафе и клубов, в которых публике предлагались экзотические, приправленные изрядной долей эротики зрелища, очень нравившиеся белым посетителям. Там же они могли послушать и новую, «горячую» музыку. Выступая как-то перед членами одной негритянской общественной организации, известный газетный обозреватель Хейвуд Браун, сам того не подозревая, произнес пророческие слова: «В любой день может появиться великий негритянский деятель культуры, который своим творчеством поразит весь мир и сделает больше для преодоления расовой дискриминации, чем все мы, вместе взятые» . Предсказание Брауна оказалось удивительно верным. Правда, подразумевалось, что появится писатель, композитор или художник. И сам Браун, и его слушатели пришли бы в ужас, если бы им сказали, что таким деятелем станет малообразованный, склонный к полноте коротышка трубач, которого будут приглашать в такие заведения, где до него не смел появиться ни один цветной, и который будет развлекать там посетителей своими ужимками и исполнением малопристойных песен.

Osofsky G., Harlem: The Making of a Ghetto, p. 135.

Ibid., p. 182.