Луис Альберто

– Конечно, конечно! Я думаю, он ещё раньше заподозрил что-то и, уезжая, просил проследить… Он и раньше её ревновал, к другим молодым людям, но не к Дэвиду, своему лучшему другу! У меня до сих пор не укладывается в голове, как мог Дэвид, которого мы так любили, в нашей семье он с малых лет был, как родной как мог этот скромный, добропорядочный юноша оказаться таким лицемером! Таким подлецом! Значит, он долгое время вёл двойную игру – изображал из себя друга, товарища, советчика в самых важных жизненных вопросах, а в то же время гадко, мерзко отбивал у друга любимую девушку! Да как ловко обводил Джава вокруг пальца – уму непостижимо! Как могло в таком молодом человеке – ему тогда было девятнадцать лет! – как могло скопиться, созреть в его душе столько хитрости и бесстыдства! Может быть, окажись на его месте кто-то другой, Джав, не был бы так потрясён, так оскорблён!… Уж не знаю, что у них там произошло – уверена, что эта девица преспокойно вылезла из постели, не испытав ни смущения, ни раскаяния, а этот «лучший друг», наверное, стал клясться и божиться, что Рену оказалась в его постели случайно, ну и что-то ещё в этом духе, ведь ему не привыкать было дурачить того, кто ему доверял. Не знаю, не представляю, что у них произошло, какая была «встреча», но домой Джавахарлал пришёл в невменяемом состоянии. Я его не узнала, я от неожиданности едва не упала в обморок! Откуда он появился? Почему? Он же вчера был в другой части света?! Отец пытался хоть что-то выяснить, пытался с ним говорить – всё напрасно. Он молчал, не отвечал на вопросы, был в состоянии полнейшей прострации – спал или лежал неподвижно с открытыми глазами, глядя в стену или в потолок, ни на что не реагировал…

– Ну а практика, Лондон?… – спросила Марианна.

– О чём вы говорите?! Какая практика? Он забыл про всё! Мы с мужем надеялись, что медицина, институт, где он с таким интересом учился, всё же помогут, отвлекут его от этих переживаний. Увы, увы! На этом всё кончилось. Кончилась его нормальная жизнь – он забросил всё! С тех пор моего сына как подменили: он, всегда любивший читать, ни разу не взял в руки книгу, он не вернулся в прозекторскую, хотя профессор Упадхайя терпеливо ждал его, надеялся на то, что он оправится и приступит к своим обязанностям, которые так хорошо выполнял. Профессор почти полгода платил Джаву жалованье, сам наведывался к нам, тоже пытался говорить, уговаривать взять себя в руки. Но, видно, это уже была настоящая душевная болезнь и уговорами, просьбами, мольбами вылечить, избавить его от этой болезни было невозможно. Состояние его часто менялось – то он был притихший, неподвижный, то, наоборот, впадал в страшное возбуждение, плакал, бился в судорогах, приходилось применять самые сильные успокоительные средства. Врачи приходили, ставили самые разные диагнозы – один страшней другого. Представляете, каково матери было это слышать? Неврастения, истерия, психастения… Нам предлагали даже отдать его на лечение в специальную больницу – вы понимаете… Но мы с мужем категорически воспротивились, ведь мы и дома могли обеспечить ему и уход, и лечение. Врачи спрашивали, не болел ли он в детстве, не был ли ребёнком склонен к невротическим реакциям? Мы уверяли, что нет, никогда! Наоборот, и он, и моя старшая дочь всегда были спокойными, весёлыми детьми, покладистыми, не капризными. Такая резкая перемена в Джаве произошла только в результате психической травмы, сильного нервного потрясения.

– Да, – тяжело вздохнула Марианна, огорчённая услышанным, – шекспировские Яго и доверчивые Отелло, к несчастью, слишком часто встречаются в реальной жизни… И что же, никакое лечение вашему сыну не помогло?

– Нет и нет. Но привело к тому, что он привык к наркотическим средствам и стал прибегать к ним постоянно. Страшно сказать, но у меня не раз появлялось сильнейшее желание убить, искалечить эту девку, ведь из-за неё мой сын стал наркоманом, а у него было такое будущее, все пророчили ему карьеру врача.

– И что же, он совсем забросил медицину? Ведь он ещё молод, ещё не поздно вернуть…

– Он тяжело, неизлечимо болен, Марианна! Что можно вернуть? Утраченное здоровье вернуть невозможно, время повернуть назад тоже, как вы понимаете, нельзя. За всё это время у Джава развилась страшная подозрительность, он во всём видит обман, подвох, измену, в каждом слове ему слышится ложь. Его жизнь – это пытка, с тех самых пор он не завёл дружбы ни с одним человеком, нетрудно понять почему. При одном слове «друг», «дружба» его охватывает нервная дрожь. Его отношения с женщинами приносят ему только страдания, ведь ни одной из них он не верит, любое выражение преданности, внимания кажутся ему лицемерием, издёвкой. Несчастный мучается сам и мучает других. О нём уже знают, и девушки стали избегать его. Город наш хоть и не маленький, но история его и Рену была слишком громкой, заболевание сына известного аптекаря тоже не осталось секретом для окружающих. Вокруг Джава образовался вакуум, и я уже давно похоронила надежду на то, что у него будет жена, семья, дети… Его дети, мои внуки…