Луиза Вернье

Когда он вышел из его кабинета, Уорт сел в кожаное кресло и в раздражении швырнул на стол перо, которое держал в руке. По реакции Роберта было очевидно, что этому эгоистичному повесе и в голову не пришло лично выразить признательность своему благодетелю, мистеру Элленби, дважды в год щедро увеличивавшему то мизерное содержание, которое выделил ему отец. Уорт терпеть не мог неблагодарности, особенно к таким добрым людям, как мистер Элленби.

Уорт стал рассматривать свои последние эскизы. Расширить кринолин еще больше казалось уже невозможно, к тому же он смертельно от него устал. Он недавно придумал новый вид юбки, клиньевой юбки, и, хотя ткани на нее уходило еще больше — зачастую до двадцати — тридцати метров, юбка имела изящные контуры, у женщин она пользовалась огромным успехом. Но женский пол был по-прежнему одержим кринолином и ни в какую не соглашался его отменить. Им, казалось, было безразлично, что он очень неудобен: были случаи, когда из-за него женщина заживо сгорала в своей клетке из обручей, задев юбкой огонь в камине или опрокинув лампу или свечу. Более того, Уорт уже давно считал кринолин совершенной нелепостью, ведь за несколько месяцев до войны пришлось в Тюильри сократить число гостей, чтобы там могли уместиться все эти громадные юбки. Даже актрисы в театрах и в опере надевали кринолин, хотя действие могло происходить в средневековье или в Древней Греции, и эффект от представления был просто смехотворный. Никто не разделял его желания переменить силуэт, и меньше всех — его обожаемая Мари.

Уорт постоянно придумывал новые линии кроя и силуэты, но впервые против него восстал весь женский пол. Что же делать? Он вскочил со стула и, подойдя к окну, стал рассеянно разглядывать улицу. Он справится с этой трудностью, если только отыщет какую-нибудь смелую женщину, имеющую значительный вес в обществе, которая согласится надеть платье другого фасона. Многие его клиентки вращались в высшем свете, но ему нужна была законодательница мод, обладающая природным шармом, который вполне оправдал бы подобное новшество. И он криво ухмыльнулся. Нечего обманывать самого себя. Он хочет нарядить в свои платья саму императрицу Евгению. После того как она надела одно-единственное его платье, выпущенное под маркой «Мезон Гажелен», чтобы позировать Винтерхалтеру, весь Париж кинулся заказывать такие же бело-сиреневые наряды. Что выберет императрица, то будут носить все. Но для императрицы, даже если она и слышала его имя, он не более чем очередной портной. Чарльз резко вздернул голову, когда вдруг задрожали оконные рамы, и уже через секунду со стороны отеля инвалидов докатился грохот орудийного залпа. Очередная победа? Он торопливо вышел из кабинета и велел служащему узнать, что произошло. Юноша вернулся с ликующими новостями. Война окончилась! Длилась она меньше одиннадцати недель. Посетители и служащие бурно выражали свою радость. Луиза невольно стиснула платье цвета сольферино, которое как раз держала в руках, переполненная радостью.

Через несколько дней за ней послали, чтобы снять мерки с клиентки, впервые пришедшей в ателье Уорта. К ужасу Луизы, в примерочной ее дожидалась жена Пьера.

— Как поживаете, Луиза? — спросила она с робкой улыбкой.

— Прекрасно. Вы, надеюсь, тоже?

Стефани кивнула:

— Теперь можно не волноваться из-за мужа. Он не получил ни единой царапины во всех этих сражениях.

Луиза сдерживалась изо всех сил, чтобы не показать своего огромного облегчения. Она постоянно просматривала удручающе длинные списки убитых и раненых, и от ужаса, что среди них может оказаться и его имя, ей становилось плохо, но сейчас она узнала, что он жив. Это была для нее самая лучшая новость.

— Я очень рада, что с ним все хорошо, — произнесла она спокойно.

Стефани смотрела на нее задумчиво.

— Благодарю вас за вашу доброту. Мне надо выглядеть как нельзя лучше к приезду мужа. Он вернется вместе с императором. Мсье Уорт пообещал мне сшить к этому времени шесть красивых платьев.

— Я немедленно примусь за работу. — Луиза сняла с шеи сантиметр и достала маленький блокнот с карандашом, чтобы записать мерки.

— Сколько сейчас Полю Мишелю? — отчетливо произнесла Стефани.

Луиза торопливо поправила сантиметр, он едва не выскользнул у нее из рук.

— Год и восемь месяцев. — Луиза замялась. — Откуда вы знаете, как зовут моего сына?

— Случайно услышала.