Луиза Вернье

Роберт, развалившийся на накрахмаленном кружевном покрывале, глубоко затягивался сигарой, нарушая правила этого дома, где курить позволялось только в специально отведенной для этого комнате, и разглядывал потолок. Ему было стыдно и невыносимо слушать эти вполне оправданные возмущенные слова.

— Прости меня. Да, все это ужасно, и я знал, что так и будет, но я ничего не мог поделать. Каждый приезд домой оказывает на меня такое же действие, что и в детстве, когда я приезжал из школы. Меня все это ужасно раздражает, но я ничего не могу поделать — просто жду час или два, пока они не замолчат.

Луиза удивилась:

— Ты хочешь сказать, что никогда не радовался возвращению домой?

— Никогда. И тогда было все то же самое. Бесконечное недовольство из-за всего на свете. К сожалению, на сей раз все это вылилось на тебя. — Он улыбнулся: — Мать, наверное, просто счастлива, что у нее теперь есть новая жертва. Это оказалось гораздо увлекательнее, чем со мной, да еще Пол так блистательно все довершил. — И Роберт довольно захихикал.

Этим он окончательно вывел Луизу из себя.

— Просто не понимаю, что в этом смешного. И перестань сокращать имя Поля Мишеля.

Роберт снова затянулся сигарой.

— Здесь он Пол и Полом останется, тебе лучше к этому привыкнуть. Я не хочу лишних трений с родителями еще и из-за этого. А их будет предостаточно, можешь мне поверить. Не думай, что мне охота жить в этом доме, но, боюсь, пока нам придется в нем побыть.

— Почему?

— Ну хотя бы по финансовым причинам. Я на мели.

— Я могу арендовать квартиру. Ты же знаешь, что у меня есть кое-какие сбережения.

Он приподнялся на локте и затушил сигару в фарфоровой вазочке.

— Об этом не может быть и речи. Пока мы должны делать вид, будто навсегда поселимся в этом доме. Отец не хочет, чтобы мать куда-то переезжала, когда его не станет, и рассчитывает, что я буду присматривать за ней до конца ее дней и еще за своей сестрой Агнес, которая вряд ли выйдет замуж. Если я хочу заполучить после его смерти «Престберис», то должен делать вид, будто боготворю каждое его желание.

Луиза сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Ты же говорил мне в Париже, что «Престберис» уже принадлежит тебе, что будем партнерами.

— Конечно, будем. Со временем. Не слушай отцовское хвастовство. Врач строго-настрого предупредил его, чтобы он не волновался, а при его вспыльчивости такое просто невозможно.

Ее это возмутило.

— Я не собираюсь наживаться на чьей-то смерти! И не хочу иметь к этому никакого отношения. Давай откроем собственное дело. Мы будем оба много работать и…

— Ни в коем случае. — Он встал с кровати и подошел к ней, обхватив за талию. — Пройдут годы, прежде чем крошечная фирма начнет давать хоть какой-то доход. Это не Париж, где у тебя осталось множество связей. В любом случае, — добавил он, решив привести аргумент, который ее наверняка убедит, — ты сама увидишь, как отец будет постоянно напоминать мне со своей обычной бестактностью, что я просто обязан выполнить свой сыновний долг перед «Престберис» после того доверия, которое он оказал мне, оплатив мое обучение у Уорта. — Роберт с удовлетворением отметил про себя, что попал в точку. Плевать он хотел на принципы, он не собирается начинать с ней с нуля в каком-нибудь неизвестном закоулке, когда в руки ему вот-вот свалится фирма. И потом, он не желает рисковать остальной частью наследства. — Здоровье отца ухудшилось главным образом из-за волнений, связанных с делами. Если бы он сразу, как только начал болеть, нашел хорошего управляющего, все было бы иначе, но он из тех людей, которые никому не доверяют. К тому же он очень старомодный, несовременный и сам этого не осознает. — Потерпи немного, любимая. Я хочу, чтобы магазином управляла ты одна. Знаю, что ты сможешь повлиять на моду, в одном твоем мизинчике больше делового чутья, чем во всей моей башке, куда Уорт умудрился кое-что вдолбить. В твоей власти сложить груз «Престберис» с плеч моего отца. Я это одобряю. Этим ты продлишь его дни и поможешь нам, и мы сможем переселиться из этого морга в наш собственный дом, а мать будет жить здесь, как этого и хочется отцу. — Было очевидно, что Роберт не испытывает ни малейших угрызений совести. В Париже он представил ей ложную картину их будущей жизни в Англии. — Все пойдет как по маслу, поверь.

В дверь постучались. Он преувеличенно сильно вздохнул и пошел открывать с довольно нелюбезным выражением лица, которое тут же сменилось искренней приветливостью.

— Агнес! Как ты?

Брат с сестрой обнялись, и Агнес нерешительно вошла в комнату. У нее были синие глаза и тонкие изящные черты лица, этим она была похожа на мать, и каштановые волосы, как у Роберта, но чуть потемнее.

Агнес мило улыбнулась. Она так стеснялась, что произносила слова с некоторой запинкой:

— Я н-не могла дождаться чая, чтобы п-познакомиться с вами, дорогая сестра, и увидеть своего м-маленького племянника.

Луиза чуть не заплакала от радости, услышав теплые слова в этом холодном доме, и с радостью расцеловалась с девушкой.